Узелок на память (Фельетоны)

Загадку разгадал начальник адресного бюро Сергей Березкин, к которому девушка обратилась за помощью. Сергей Ильич быстро отыскал «без вести пропавшего». Живет он в поселке Журавль Гомельской области. Работает управляющим конторой «Заготскот».

У девушки сердце забилось, как птица в клетке. Она торопится к поезду. Скорее, скорее в Гомель! Не хватает денег на дорогу. Сергей Березкин и тут идет на выручку. Покупает Алевтине билет и отправляет ее навстречу отцу — радостную, взволнованную, с сияющей улыбкой на лице…

А отец перед встречей дочери наведался в пивную. Когда девушка приехала, он окинул ее мутным взглядом и загоготал:

— Эка вымахала без отца!.. Невеста!.. Ха-ха-ха! Как звать-то тебя?..

Сжалось сердце у девушки, потемнело в глазах, подкосились ноги. Чуть в обморок не упала. Восемнадцать лет прожила Алевтина на белом свете. Были у нее в жизни и радости, были и горечи, обиды. Но никто еще не ранил ее сердце так больно, как родной отец.

Да и отец ли это? Может, к ней вышел навстречу совсем кто-то другой, чужой человек, развязный, бесцеремонный? Разве таким рисовала его Алевтина в своем воображении?! Она жаждала встретить родителя нежного, обаятельного, человека кристально чистой души. А он вот каким предстал перед родной дочерью…

Погасла в девическом сердце ее дочерняя любовь. Развеялось в прах все то прекрасное, что было накоплено в ее душе пылким воображением.

— Извините за беспокойство! — сухо прошептала Алевтина и поторопилась на станцию.

А Павел Кириллович пригласил собутыльника и задал отменного «дрозда» по случаю успешного разрешения семейного конфликта.

Верный диагноз

Как-то по весне Лукерья Петровна купила на базаре поросенка. Выбирала с толком, осмотрительно. И облюбовала наконец не молочного сосунка с розовым пятачком, а делового, как говорят зоотехники, породистого подсвинка. Везет его Лукерья домой и наглядеться не может. Уж очень хорош выдался!

— Хрюшечка ты мой, курносенький! Давай я тебе животик почешу, а ты подремли.

Лукерья теребит подсвинка, а он, каналья, прищурился и корчит хитрые-прехитрые рожицы. В его маленьких свинячьих глазках так и сверкают лукавые искорки: «Ты, бабка, еще не знаешь моего характера. Ой, и хлебнешь горя!»

И вышло так, как задумал четвероногий бесенок. Лукерья потчует его сахарной свеклой, а он рыло в сторону. Лукерья предлагает ему отварную картошку с отрубями, а он и нюхать не желает.

— Батюшки-светы, — всполошилась хозяйка, — поросенок в дороге аппетит потерял. — И решилась на крайнюю меру: налила ему, словно сосунку, молока. Но и это лакомство не прельстило упрямца. Он поводил-поводил своим пятачком в воздухе и, грустно повизгивая, пошел прочь.

Не сходить ли к фельдшеру, подумала старуха, может, пропишет порошок какой-нибудь поросячий. Но тут случился Матвей Евдокимыч Козырев — высокий, сухопарый старичок, Лукерьин сосед.

— А ты, Петровна, не пробовала ему самогончику поднести? — осведомился дед.

— Да ты что, Евдокимыч, рехнулся?! Скотину самогонкой угощать?!

— А вот попробуй, попробуй! Увидишь!..

Матвей не шутил. Он говорил так настойчиво, будто предчувствовал, что со стороны поросенка замышлялся какой-то подвох. Лукерья послушалась деда, хотя и не очень-то верила в его предположение. Эх, была не была, вздохнула она с горя и отправилась к бабке Матрене за самогоном.

Принесла четвертинку и выплеснула в корыто. Подсвинок, учуяв сивушный запах, с жадностью набросился на еду. Мгновенно уписал картошку, подобрал с полу бураки и закусил молоком. Затем постоял немного, как бы соображая, что бы еще такое предпринять. И надумал: поддал рылом корыто, взбрыкнул и начал по двору выписывать такие крендели, что Евдокимыч только ахал.

— Ишь ты, ишь, что выкамаривает! — заливался старик, довольный своим диагнозом. — Ой, и потеха!.. Умора!

А бражник, словно понимая, что дед Матвей забавляется его проделками, разошелся еще пуще. Я, мол, и не такие номера могу откалывать.

Вот он вихрем налетел на птичье поголовье, сбил с ног селезня, переполошил кур и, плюхнувшись в лужу, хрюкнул от удовольствия.

Лукерья, ни слова не говоря, схватила хлыст и со всего маху обрушила его на подсвинка. Тот не ожидал такого крутого оборота. Вскочил и, как ошалелый, ринулся под навес. А Лукерья с хлыстом за ним, да еще, еще его вдоль спины.

— Вот тебе, вот тебе, злодей! У меня муж не пьет этого чертова зелья, а ты, подлюга… Вот тебе!

— Перестань, Петровна! — остановил ее дед Матвей. — Или ты вправду мыслишь, будто скотина виновата?! У кого купила поросенка-то? А-а?! Эх, милая! Обмишурилась. Самогонщики, они народ продувной. На два фронта орудуют.