Читаем «Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе полностью

К тому же едва ли местные СМИ могли узнать об «Аум Синрикё» что-то такое, чего не знали до этого: ее медийное освещение было на грани перенасыщения. После инцидента с нервно-паралитическим газом в СМИ началось продолжавшееся несколько лет безумие: сотни часов телевизионных эфиров, тысячи книг и статей. Одна освещавшая эти события журналистка благодаря своему репортажу стала, в свою очередь, знаменитой, и уже другие журналисты домогались у нее интервью[378]. Как сказал мне один работавший в Японии американский корреспондент, эта история «будет покруче землетрясения в Кобе – покруче даже процесса над О. Джеем Симпсоном, японской публике все мало»[379]. Подобно тому, как американцы жадно следили за событиями после взрывов во Всемирном торговом центре, Оклахома-Сити или посольствах в Африке, а на Ближнем Востоке медиа постоянно транслируют новости о терактах мусульманских и еврейских активистов, японцы восприняли теракт как общенациональную трагедию.

«Однако не может ли быть, что новостные СМИ, сами того не желая, потворствуют целям террористов в плане паблисити?» – спросили в итоге себя рефлексивные журналисты. Стоит ли, например, показывать видеоролики с игиловскими «казнями»? Освещавшие нападение Андреса Брейвика в Осло работники норвежского телевидения спорили между собой, нужно ли размещать брейвиковский манифест у себя на сайте, учитывая, что отчасти эта бойня рассчитывалась, чтобы привлечь общественное внимание к его писанине. Думая, следует ли им публиковать манифест Унабомбера в тридцать пять тысяч слов, сотрудники New York Times терзались вопросом, не будет ли освещение в газете – и готовность публиковать сочинения террориста – облегчать его коллегам работу, помогая раскрыть тайну его личности, или даже внесет свою лепту в приносимые терроризмом страдания, косвенно поощряя других активистов также искать медийной известности, которую вроде как обеспечивала газета. Владелец NYT Артур Окс Сульцбергер – младший сетовал, что «приходится тратить чернила на убийцу», однако оговаривал свое «убеждение», что «из двух зол они выбрали наименьшее»[380].

Поскольку благодаря публикации манифеста личность Теодора Качинского – Унабомбера – смог в итоге установить его брат Дэвид, решение издателей NYT выглядит оправданным. Это положило конец тянувшейся семнадцать лет вакханалии насилия, в которой из‐за шестнадцати почтовых бомб пострадало двадцать три человека и еще трое погибли. Скольких активистов эта капитуляция перед требованиями террориста могла вдохновить – по-прежнему неизвестно. В случае визуальных медиа вроде TV террористам, впрочем, не приходится даже ничего требовать, поскольку вызываемая их выступлениями сенсация приковывает внимание телевизионщиков мгновенно и очень надолго.

В сборнике эссе о современной культуре Жан Бодрийяр описывает терроризм конца XX века как «порождение сверхсовременности» именно исходя из его воздействия на общественное сознание через электронные медиа. Теракты, как он пишет, «возникают скорее от экрана, чем от страсти, они той же природы, что и изображение»[381]. Доходит до того, что Бодрийяр даже рекомендует своим читателям «не находиться в общественном месте, где работает телевидение, в силу высокой вероятности насильственного события, которое оно индуцирует своим присутствием»[382]. Подобный совет, конечно, гипербола, однако он попадает в цель в том смысле, что цель терактов – привлечь внимание медиа, и возможно, они происходили бы реже или иначе, если бы к их услугам не было огромных ресурсов новостных СМИ, с готовностью делающих им рекламу.

Всемирное медийное освещение игиловских «казней» и многих других терактов, в том числе атак на Всемирный торговый центр, аэропорт в Брюсселе, стадион, кафе и концертный зал в Париже, ночной клуб на Бали, рынки в Израиле, поезда в Мумбаи, Мадриде и Лондоне, говорят о развитии терроризма в сторону небывалого расширения аудитории, среди которой сеется «ужас». На протяжении большей части истории аудитория терактов ограничилась почти исключительно властями, последователями и соперниками террористов. Именно охват аудитории, придающий ему во многих случаях глобальный масштаб, и делает терроризм последних лет явлением столь значительным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia religiosa

Свято место пусто не бывает: история советского атеизма
Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году. Опираясь на обширный архивный материал, историк Виктория Смолкин (Уэслианский университет, США) утверждает, что для понимания советского эксперимента необходимо понять советский атеизм. Автор показывает, как атеизм переосмысливался в качестве альтернативной космологии со своим набором убеждений, практик и духовных обязательств, прослеживая связь этого явления с религиозной жизнью в СССР, коммунистической идеологией и советской политикой.All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Виктория Смолкин

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР. Эта тема долгое время оставалась в тени исследований о политических репрессиях и войнах, а также работ по традиционной деревенской похоронной культуре. Если эти аспекты советской мортальности исследованы неплохо, то вопрос о том, что представляли собой в материальном и символическом измерениях смерть и похороны рядового советского горожанина, изучен мало. Между тем он очень важен для понимания того, кем был (или должен был стать) «новый советский человек», провозглашенный революцией. Анализ трансформаций в сфере похоронной культуры проливает свет и на другой вопрос: был ли опыт радикального реформирования общества в СССР абсолютно уникальным или же, несмотря на весь свой радикализм, он был частью масштабного модернизационного перехода к индустриальным обществам? Анна Соколова — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, преподаватель программы «История советской цивилизации» МВШСЭН.

Анна Соколова

Документальная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции

В начале 1778 года в Париж прибыл венский врач Франц Антон Месмер. Обосновавшись в городе, он начал проповедовать, казалось бы, довольно странную теорию исцеления, которая почти мгновенно овладела сознанием публики. Хотя слава Месмера оказалась скоротечна, его учение сыграло важную роль в смене общественных настроений, когда «век разума» уступил место эпохе романтизма. В своей захватывающей работе гарвардский профессор Роберт Дарнтон прослеживает связи месмеризма с радикальной политической мыслью, эзотерическими течениями и представлениями о науке во Франции XVIII века. Впервые опубликованная в 1968 году, эта книга стала первым и до сих пор актуальным исследованием Дарнтона, поставившим вопрос о каналах и механизмах циркуляции идей в Европе Нового времени. Роберт Дарнтон – один из крупнейших специалистов по французской истории, почетный профессор в Гарварде и Принстоне, бывший директор Библиотеки Гарвардского университета.MESMERISM AND THE END OF THE ENLIGHTENMENT IN FRANCE Robert Darnton Copyright © 1968 by the President and Fellows of Harvard College Published by arrangement with Harvard University Press

Роберт Дарнтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги