«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

К похожим закрытым мужским кругам, как повествует воинственный роман «Дневники Тёрнера», предоставляли доступ и христианские ополчения. Когда протагонист книги проходит инициатический обряд тайного движения «Орден», то видит свет факела, подрагивающий над «аскетично-серыми балахонами неподвижных собравшихся» и думает про себя, что эти люди – «лучшие в нынешнем поколении представители моей расы». Именно к ним он хочет примкнуть. «Это не какие-нибудь там бесхребетные консервативные торгаши, какие стекаются на масонские пляски с бубном», решает главный герой, «и не церковники с постными рожами, молящие антропоморфное божество о напутствии и заступничестве». Нет, это «настоящие мужчины, Белые люди, которые теперь едины со мною не только по крови, но в духе и мысли»[565].

Как явствует из романтического красноречия пирсовского романа, подобные тесные мужские связи могут предполагать и гомоэротический элемент – что парадоксально, учитывая отвращение большинства состоящих в «правых» религиозных группах мужчин к «неправильному» сексу, и в том числе к прямо гомосексуальному поведению. Однако же глубокие и близкие отношения между людьми одного пола – мощная отличительная черта многих «правых» движений. К примеру, контингент поселения «Арийской нации» Ричарда Батлера в Айдахо практически целиком состоял из молодых неженатых мужчин[566]. Специфическую мужскую социальность ищут в своих религиозных и политических группах даже те последователи «Христианской идентичности», которые состоят в браке. Дружба Тимоти Маквея и Терри Николса опять же была столь крепкой и отнимала так много времени, что супруга Николса даже начала ревновать.

Юноши, добровольно становившиеся «живыми бомбами» в финансируемых ХАМАС терактах, обычно работали парами, а перед миссией для них проводились обряды, весьма напоминавшие свадебные. На одном из видео, запечатлевшем будущих хамасовских смертников, молодой человек не старше восемнадцати лет в стильных темных очках и камуфляжной кепке рассуждает о своем друге, отправленном на подобную же миссию, с которой не возвращаются: «Мы с моим братом Хатимом были друзьями в Господе Боге». В ночь перед этим, с трогательным чувством произнес юноша, «он завещал мне сей дар» (кинжал), чтобы «отрезать голову предателю или жиду». «И если будет на то воля Божья, – прибавил он, – то я буду жить и смогу исполнить данную клятву»[567].

Аналогичный паттерн мужских связей в радикальных религиозных группах обнаруживается и у сикхских активистов, чье движение пустило корни по всему индийскому штату Пенджаб. Как сказал один молодой активист Синтии Кипли Махмуд, быть частью сикхского движения значит связать себя «узами любви»[568]. Изображения убивших генерала Вайдью сикхов Сухи и Джинды, висящие дома у множества воинствующих активистов, символизировали, по выражению Махмуд, «товарищескую любовь». Их руки лежали на плечах друг у друга, а сами они служили примером «теснейшей спайки братьев по оружию», которой Пенджаб, как она пишет, был сильно обязан храбрости сикхских боевиков и молниеносно охватившим весь штат циклам мести. В своем последнем слове перед тем, как мужественно встретить смерть, Сукха и Джинда якобы уподобили веревку палача «любовному объятию» и «жаждали смерти, как услад супружеского ложа». Собственная же их «пролитая кровь» станет «исполнением их союза» и послужит, как они надеются, «удобрением для земель Халистана»[569]. Тесная мужская дружба, как у Сукхи и Джинды, – обычное дело в обществах, где внебрачные сексуальные отношения не дозволяются, и общение между представителями одного пола может быть чрезвычайно эмоциональным. В языках хинди и пенджаби для таких больше-чем-друзей есть даже особые слова: они – yar, «сердечные друзья», или yaro-ki yar, «наилучшие друзья».