Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

Пока все идет хорошо, если бы прекрасный Беппо, который был самой ласковой змеей, не был уничтожен мною в порядке самообороны, поскольку я не знал его хороших качеств. Eh bien, Беппо не первый, кто умирает из-за недоразумений.

Друг мой Троубридж, я думаю, наша работа выполнена. Мы вернули маленького мальчика его родителям; мы оставили весьма одиозного Перкинсона, который подозревал, что мадам Кэндис убила своего сына, в больших дураках. Мы нашли похитителя. Пойдемте.

Он поклонился обществу, подошел к двери, затем резко остановился, с несколько заискивающей улыбкой на лице.

– Мсье Кэндис, – попросил он, – из благосклонности ко мне, – если вы даже не согласны с тем, что я сделал, – я бы попросил, чтобы вы были милосердны к бедной, скорбящей матери, когда настанет ее суд. Помните, хотя она и сильно согрешила против вас, украв вашего ребенка, ее искушение было также велико.

– Благосклонность, черт! – возразил Кэндис. – Судебного разбирательства не будет. Думаете, у меня нет сердца, чтобы преследовать ее по обвинению в том, что она рассказала нам в отделении? Нет! Насколько я могу судить, теперь она может освободиться.

– Eh bien, друг мой Троубридж, – сказал де Гранден, когда мы шли по тропинке в саду, – я чрезвычайно восхищаюсь мсье Кэндисом. Воистину, великое сердце Америки отражено в великих сердцах ее граждан.

Когда мы подошли к ожидающей нас машине, он усмехнулся.

– А великая жажда великой пустыни отражена в Жюле де Грандене, – признался он. – Поедемте, поспешим, друг мой, умоляю. Я бы выпил одну из ваших столь славных бутылок джина, прежде чем пожелать себе спокойной ночи.

Тело и душа

У меня был напряженный день, поскольку слабая эпидемия летнего гриппа продолжалась и в сентябре, и вызовов были вдвое больше обычного. «Слава богу, я могу отдохнуть семь или восемь часов», – пробормотал я, натягивая одеяло на подбородок и устраиваясь на ночь. Часы в зале пробили двенадцать, и у меня не было намечено визитов раньше девяти утра. «Если только никто не будет столь невнимательным и не сломает ногу или не заболеет животом, – сонно вздохнул я, – а я не вылезу из кровати до тех пор, пока…»

Словно для демонстрации бесполезности самоутешений, со стороны парадной двери внезапно раздался громкий шум. Кто-то бил палками и кулаками, яростно колотил по двери ногами и дико визжал: «Впустите меня! Доктор! Доктор Троубридж, впустите меня! Ради Бога, впустите меня!»

– Дьявол! – воскликнул я, с озлоблением поднимаясь и нашаривая тапочки и халат. – Разве не приличнее было позвонить в звонок?

– Впустите меня, впустите меня, доктор Троубридж! – снова раздались безумные вопли, пока я спускался по лестнице. – Впустите меня! Быстрее!

– Хорошо, хорошо! – успокаивающе произнес я, поворачивая замок и открывая цепочку. – Одну мин…

Посетитель прекратил свое нападение на дверь, когда я ее отворил, и ворвался в прихожую, едва не сбив меня с ног.

– Быстрей, захлопните дверь, захлопните дверь! – выдохнул он, пытаясь вырвать у меня дверную ручку и закрыть дверь. – Это там, там, говорю вам!

– Что за… – начал я, наполовину озадаченный, наполовину рассерженный, останавливая злоумышленника.

Это был молодой человек, судя по всему, лет двадцати пяти или двадцати шести, одетый немного щегольски в шерстяной вечерний костюм; его пиджак и жилет сильно помялись, его когда-то жесткая вечерняя сорочка и воротник были пропитаны потом и слюной, безобразно текущей из углов рта.

Когда он повернулся ко мне, чтобы повторить свое истерическое заявление, я заметил, что его дыхание весьма затруднено, а в его речи – сильный намек на спиртное.

– Постойте, молодой человек, что вы имеете в виду? – строго спросил я. – Вы не нашли ничего лучше, чем вытащить человека из постели в столь поздний час, и сказать ему…

– Ш-ш-ш! – прервал он с преувеличенным предостережением подвыпившего. – Ш-ш-ш, доктор Троубридж, я думаю, я слышу, как он поднимается по ступенькам. Заперта ли дверь? Быстрей, сюда! – Подхватив меня под руку, он бесцеремонно втащил меня в смотровую.

– Постойте, вы ошибаетесь! – возразил я. – Это зашло слишком далеко. Если вы будете продолжать в том же духе, я покажу вам…

– Троубридж, mon vieux, что это? Что произвело сигналы тревоги? – Жюль де Гранден, в тонком розовом халате поверх сиреневой пижамы, в туфлях фиолетовой змеиной кожи на женственно маленьких ногах, вошел на цыпочках в комнату. Его голубые глаза глядели с удивлением и любопытством. – Я подумал, мне послышалось, что кто-то громко звонит, – продолжал он, переведя глаза с гостя на меня и тут же обратно. – Кто-то умирает и нуждается в нашей помощи перейти в лучший мир, или…

– Похоже, некий пьяный молодой глупец пытается разыграть нас, – мрачно сказал я, сурово глядя на юношу, усевшегося в кресло возле моего стола. – Полагаю, у меня хватит ума назначить ему четыре унции касторового масла и посмотреть, как он это воспримет!

Де Гранден взглянул на молодого человека своим спокойным, невозмутимым взглядом, и затем произнес: