Ужас в музее

В Момбасе я начал разрабатывать новую теорию передачи и развития перемежающейся лихорадки. В этом деле мне послужили полезным, хотя и второстепенным, подспорьем записи покойного сэра Нормана Слоуна, врача колониальной администрации, которые я обнаружил в его доме, предоставленном мне для проживания. Публикация результатов моего исследования вмиг сделала меня крупнейшим авторитетом в данной области. Зашла речь о назначении меня на один из высших постов в южноафриканской службе здравоохранения и даже о возведении в рыцарское звание, если я перейду в британское подданство; и я уже предпринял шаги в этом направлении.

Далее случилось то самое, из-за чего я ныне собираюсь убить Генри Мура. Этот человек, мой однокашник, с которым я поддерживал дружескую связь на протяжении многих лет жизни в Америке и Африке, вдруг объявил несостоятельными мои претензии на авторство данной теории. С его слов выходило, что сэр Норман Слоун еще до меня сформулировал все основные положения, а я будто бы позаимствовал из его записей гораздо больше, чем признавался впоследствии. В качестве подтверждения он предъявил несколько писем сэра Нормана, из которых следовало, что старик действительно занимался исследованиями в данной сфере и уже собирался опубликовать свои выводы, когда был настигнут внезапной смертью. Я и не думал отрицать сам факт его научных занятий, искренне сожалея о кончине коллеги. Чего я не могу простить Муру, так это завистливого подозрения, будто моя теория была попросту украдена у покойника. Британское правительство имело достаточно благоразумия, чтобы проигнорировать эти домыслы, однако вопрос о высокой должности и рыцарском звании был снят с повестки дня под тем предлогом, что на момент публикации моей статьи сама идея уже не обладала достаточной новизной.

Очень скоро я обнаружил, что моя карьера в Африке застопорилась; а ведь я возлагал на нее все надежды, ради этого даже отказавшись от американского гражданства. Чиновники в Момбасе держались со мной подчеркнуто холодно – особенно те из них, кто лично знал сэра Нормана. Именно тогда я принял решение поквитаться с Муром, хотя еще не знал, когда и как это можно устроить. Завидуя внезапно свалившейся на меня славе, он воспользовался преимуществом давней переписки с сэром Норманом, чтобы погубить мою репутацию. И это сделал старый друг, которому я привил интерес к Африке, которого я поддерживал и вдохновлял, пока он не достиг определенной известности как эксперт по африканской энтомологии. Даже сейчас я не стану отрицать его достижения. Но ведь это я создал его как ученого, а он в ответ нанес мне удар в спину. И в свою очередь – рано или поздно – я уничтожу его.

Поскольку мое положение в Момбасе становилось все более шатким, я уехал подальше от побережья – в Мгонгу, что всего в пятидесяти милях от границы с Угандой. В этой фактории, торговавшей хлопком и слоновой костью, всего восемь белых людей, помимо меня. Жуткая дыра, почти на линии экватора, терзаемая всеми видами лихорадки, известными человечеству. Тут кишат ядовитые змеи и насекомые, а местные негры страдают экзотическими болезнями, о которых даже понаслышке знают не во всяком медицинском колледже. Но работа моя не из тяжелых, и я имею много свободного времени для планирования мести Генри Муру. По забавному стечению обстоятельств его «Двукрылые Центральной и Южной Африки» сейчас занимают видное место на моей книжной полке. Впрочем, это действительно добротное пособие – недаром им пользуются в Колумбийском, Гарвардском и Висконсинском университетах. При этом не менее половины самых ценных наблюдений и выводов в его книге сделаны с моей подачи.

И вот на прошлой неделе я столкнулся с одним явлением, подсказавшим мне, как покарать Генри Мура. С очередным караваном из Уганды к нам попал чернокожий, необычное заболевание которого я до их пор не могу диагностировать. Он почти все время без сознания, температура значительно ниже нормы, наблюдаются очень своеобразные конвульсии. Почти все черные испуганно сторонятся больного, утверждая, что на него навел порчу колдун, однако переводчик Гобо упомянул об укусе какого-то насекомого. Что за насекомое, сказать трудно – след от укуса представляет собой лишь небольшое пятнышко на руке. Ярко-красное, с фиолетовым ободком. Выглядит зловеще – неудивительно, что туземцы приписывают это черной магии. Похоже, они видели такое прежде и теперь уверены, что бедняга обречен.