Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Медленно, но верно хирурги в его собственной стране начали вставать на защиту Листера. Так поступил Томас Кейт, пионер в овариотомии (опасная процедура, связанная с иссечением опухолей яичников в брюшной полости). На протяжении большей части XIX века овариотомия оставалась крайне спорной операцией. Тех, кто осмелился провести столь инвазивную процедуру, называли «потрошителями живота» – из-за длинного разреза, который они делали через брюшную область, и который часто становился источником сепсиса.

Кейт защищал Листера от критики Дональда Кэмпбелла Блэка, который не только назвал работу Листера «новомодной медицинской забавой», но и параллельно сослался на Кейта. Кейт ответил Блэку в British Medical Journal. Вопреки тому, что писал Блэк, Кейт перевязывал раны «именно так, как на моих глазах делал сам господин Листер» – и с большим успехом. Он был встревожен тем фактом, что Блэк (сам бывший хирургом из Глазго) нападал на коллегу в то время, как Листер поднял репутацию медицинской школы в городе и дал ей имя. По его мнению, будущее было за антисептикой: «Я только сейчас начинаю понимать, что именно антисептическому методу мистера Листера и его обработанным карболовой кислотой лигатурам из животных тканей еще предстоит сделать для хирургии». Эдуард Бикерстет, хирург Королевского лазарета в Ливерпуле, также сообщал о многочисленных случаях, когда он эффективно применял кетгутовые лигатуры. Он считал антисептический метод «огромным шагом к совершенствованию нашего искусства».

К этому времени Листер уже отверг обвинения в том, что показатели смертности в Королевском лазарете Глазго не снизились после того, как он ввел антисептическое лечение. Он сравнил число смертей в своих палатах в 1864 и 1866 годах с числом смертей в 1867 и 1868 годах, когда начал использовать карболовую кислоту. Выяснилось, что в 1864 и 1866 годах (до введения антисептической методы) 16 из 35 человек, которые подверглись ампутации, умерли. За второй промежуток времени погибло только 6 из 40 человек.

Отчет побудил редактора The Lancet связаться с лондонскими больницами, чтобы повторно протестировать антисептические методы Листера – «справедливо и критически». Он предложил ученикам Листера понаблюдать за экспериментами. То, что было достигнуто в Глазго, «должно быть обеспечено в Лондоне», заключил редактор журнала. Так в 1870 году все взоры обратились к столице.

* * *

А в это время в Эдинбурге Джон Радд Лисон (только недавно получивший квалификацию хирурга) подошел к дому Джозефа Листера. Мужчина заметно нервничал. Сам дом был «словно ров, который делал фигуру Листера еще более недосягаемой», чем казалось Лисону, когда он поднимался по широким ступеням к входной двери. Он пришел спросить у известного профессора, может ли он внести свое имя в список ожидания, чтобы стать одним из его хирургических помощников в больнице. Хотя Лисон посещал палаты Листера, он еще не общался напрямую с человеком, которым был так восхищен.

Дворецкий – строгий человек, поведение которого принесло ему прозвище «мистер Дубинка» – проводил Лисона в кабинет, где сидел Листер, и закрыл за его спиной двери. Молодой хирург оказался в величественной комнате, в которой все внимание притягивали застекленные книжные шкафы из красного дерева и большие окна, выходящие на север. Листер встал из-за стола, чтобы поприветствовать Лисона, который инстинктивно ощутил, что находится «в присутствии человека, воплощавшего стремление к высокой цели». Старший хирург успокоил новичка тем, что Лисон назвал «восхитительной и очаровательной улыбкой». После короткой беседы Листер достал из одного из ящиков стола небольшую тетрадь и записал на ее страницах имя просителя. Он сообщил Лисону, что тот может приступить к работе помощником следующей зимой.

Лисон уже повернулся, собираясь уйти, как вдруг заметил что-то странное на столе перед окном. Это были пробирки, сверкающие на солнце и преломляющие его свет под разными углами, наполовину заполненные различными жидкостями и заткнутые ватой. Листеровский Стеклянный Сад. «Любопытное собрание – такого я никогда не видел и не мог выдвинуть ни малейшего предположения относительно того, что в них или почему они должны быть заткнуты хлопком, – писал Лисон позже. – По моему опыту, пробирки всегда держали открытыми; не припомню случая, чтобы их зачем-то закрывали».

Заметив внезапный всплеск интереса в лице молодого хирурга, Листер бросился к нему, обрадованный, готовый продемонстрировать Лисону свою странную коллекцию жидкостей. Он отметил, что в некоторых жидкость помутилась и заплесневела, а в других оставалась прозрачной. «Я пытался проявить разумный интерес, – признался Лисон, – но не имел ни малейшего представления о том, что это такое». Пока профессор делился историями о своих последних экспериментах по выяснению причин разложения, Лисон внутренне удивлялся, что у известного хирурга есть время заниматься столь неуместными и далекими вещами.