Медицинский мир оплакивал потерю такого выдающегося хирурга. Авторы
Листер скорбел об этой утрате больше всех – за один год он потерял обоих отцов. Теперь, когда Сайма не стало, осталось лишь несколько старших хирургов, с которыми он мог бы проконсультироваться. Племянник Листера позже заметил, что при жизни Сайма считали «первым хирургом Шотландии». Теперь, после его смерти, нация надеялась возложить эту честь на Джозефа Листера.
До сих пор медицинское сообщество неохотно принимало идею о том, что микроскопические организмы вызывают болезни. Как проницательно заметил один из помощников Листера: «Новое и великое научное открытие всегда влечет за собой множество жертв – репутации тех, кто прославился старыми методиками. Им трудно простить человека, чья работа лишила их общественного почитания». И если уж старым хирургам трудно отвыкнуть от десятилетий ортодоксального мышления (так рассуждал Листер), то тем легче провести революцию в умах подрастающего поколения. Он уже обрел преданных поклонников в Глазго и теперь надеялся сделать то же самое в Эдинбурге.
Главной особенностью курса Листера были демонстрации. Его лекции часто касались теорий инфекции, что дополнялось историями болезни и лабораторными опытами. Листер собрал сокровищницу из рекомендаций, предупреждений и иллюстраций, основанных на его собственном опыте. Он даже приводил пациентов из палат в операционную, когда вел занятия в больнице. Цель Листера заключалась не в том, чтобы набить головы студентов фактами, а в том, чтобы привить им базовые принципы. Один студент вспоминал, что хотя этот предмет был для него новым, «факты излагались столь ясно и логично, что я думал: вряд ли здесь может быть какая-либо иная точка зрения!» Уильям Уотсон Чейн, который позже стал знаменитым хирургом и специалистом по антисептике, отметил разницу между курсом Листера по систематической хирургии и курсом, который читал другой профессор. Последний состоял из «очень тоскливых выступлений, полных любопытных теорий о реакциях организма и воспалении» и был «совершенно мне непонятен», – писал он. При этом Чейн был совершенно «очарован прекрасным видением, представленным Листером», и вышел из лекционного зала в первый день занятий, полный энтузиазма в отношении будущей профессии.
Студенты Листера многого ждали от своего преподавателя, а он, в свою очередь, предъявлял им не менее суровые требования. Занятия велись едва ли не с полицейским подходом. Как было принято в то время, студенты при посещении лекции при входе оставляли карточки с именами, что позволяло преподавателю отмечать отсутствующих. Используя эту систему, Листер запретил посещать занятия систематическим прогульщикам. Он собирал входные билеты лично, пропуская молодых людей в его святая святых. Это гарантировало, что студенты не оставят две карточки, за себя и отсутствующего друга – обычная практика, которую Листер ненавидел. «Любая система, что заставляет человека думать, будто ложь в письменном или устном виде – небольшой грех, пагубна, – писал Листер. – Впоследствии он с тем же безразличием не гнушается лгать, устно или письменно». Он также контролировал доступ в класс, чтобы студенты не могли прерывать лекцию опозданием. «Входы и выходы у меня устроены так, что никто не может войти в класс спустя определенное время, – писал он, – а выйти ученики могут только через одну дверь».
Многие профессора в университете Эдинбурга, как известно, теряли самообладание и покидали класс, когда не могли контролировать своих непослушных учеников. Однако Листер владел аудиторией так, как не удавалось его коллегам. Его лекториум был храмом, куда люди приходили поклоняться науке. Как сказал один из его бывших учеников: «В его присутствии можно было услышать звук упавшей булавки; он приковывал к себе внимание, будто наложив на всех заклятие серьезности и усердия». Только однажды это заклятие было разрушено, когда один молодой человек «звонко пошутил» об антисептическом лечении Листера. Листер поднял глаза на шутника, посмотрев на него с грустью и жалостью. «Эффект оказался волшебным, – отмечает все тот же студент. – Через год шутник умер от прогрессирующего паралича. Тогда мы еще ничего не знали о спирохетах [бактериях, вызывающих сифилис], и игриво предположили, что это должно быть Иов покарал его за святотатство».