Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Для своих помощников Листер держал ту же высокую планку, что и для студентов. В один прекрасный день во время обхода он попросил помощника принести нож. Ассистент вручил скальпель Листеру, который тщательно проверил лезвие на ладони и обнаружил, что он затуплен. Листер торжественно и медленно прошелся по комнате и бросил инструмент на огонь, затем повторил просьбу. Снова помощник протянул ему скальпель, и опять Листер швырнул его в камин. «Пациенты были поражены необычайным видом профессора, сжигающего свои инструменты; все внимание студентов было сосредоточено на Листере и на мне, и те, кто стоял позади, с любопытством вытягивали головы, пытаясь понять, что происходит», – писал позже тот самый помощник. Листер попросил нож в третий раз, и испуганный до дрожи молодой человек протянул ему третий скальпель, который наконец был признан подходящим. Листер посмотрел прямо в лицо помощнику, прежде чем сделать выговор: «Как ты смеешь подавать мне нож, чтобы резать этого беднягу, когда не хотел бы, чтоб таким ножом резали тебя?»

Листер имел основания быть строгим со своими учениками и помощниками. Каждая удачная процедура, каждое успешное применение антисептической повязки служили аргументом против учения о самопроизвольном зарождении. Жизнь не возникала сама по себе, и его ученики могли ясно видеть, в каком случае инфекция не проявлялась. Его отчетов в The Lancet, возможно, было недостаточно, чтобы убедить некоторых хирургов в обоснованности микробной теории, но студенты своими глазами видели, что антисептическая методика действует. И если вправду «видеть – значит верить», то Листеру удалось создать группу последователей, врачей, которые по окончании университета распространили его идеи в широких кругах. «Листериане» (как их стали называть позднее) вскоре стали доминировать как в учебных заведениях, так и в идеологии британской хирургии в целом, распространяя учение об антисептике с благоговейной преданностью.

* * *

Объявление Листера об антисептической системе в 1867 году было только началом его работы над гноящимися ранами. Он продолжал экспериментировать с карболовой кислотой, корректировал и дорабатывал методики. И студенты Листера – которые зачастую, присутствуя на демонстрации и привыкнув к одной технике, на следующем занятии уже знакомились с новой, усовершенствованной – с нетерпением ждали этих улучшений. Для них это подчеркивало ценность экспериментального метода в медицине и показывало, как острота ума и точность наблюдений способны изменять хирургию к лучшему.

С самого начала Листер выступал за массовую стерилизацию карболовой кислотой всего, от инструментов до рук хирурга (из-за этих мер предосторожности у него со временем проявились проблемы с кожей). Однако проблемой оставались лигатуры (даже обработанные карболовой кислотой), которые необходимы для связывания кровеносных сосудов во время ампутаций или прекращения кровоснабжения аневризм. Принято было крепко завязывать лигатуры и оставлять один или оба конца узла достаточно длинными, чтобы они выступали из раны. Это делалось отчасти для того, чтобы обеспечить дренаж, а частично – чтобы облегчить удаление лигатуры после заживления раны. К сожалению, этот метод также позволял инородным телам легко проникать в рану.

Острота ума и точность наблюдений способны изменить хирургию к лучшему – это и доказал экспериментальный метод Джозефа Листера, без которого невозможна была бы современная медицина.

Листер рассуждал так: если он мог устранить инфекцию, то нет необходимости дренировать рану, и, следовательно, пропадает нужда в лигатурах, выступающих наружу. Ему требовался прочный, гибкий материал, который можно было бы легко завязать и оставить нетронутым до тех пор, пока ткани не срастутся; затем этот материал должен либо утратить свойства, либо каким-то образом поглощаться телом. Сначала Листер выбрал шелк, пропитанный карболовой кислотой, так как его гладкая поверхность едва ли раздражала ткани. Он сделал надрез на шее лошади и перевязал главную артерию шелковой лигатурой. Шесть недель спустя лошадь неожиданно умерла (по не связанной с операцией причине). Листер лежал в то время в постели с простудой и поэтому попросил своего ассистента Гектора Кэмерона рассечь левую часть шеи лошади и в тот же день доложить о результатах вскрытия. В 23:00 Кэмерон принес образец больному хирургу, который поднялся с постели и работал до раннего утра, чтобы выделить перевязанное лигатурой место. Все как он и предсказывал: шелк остался, но стал частью волокнистой ткани.