– Он проявляет многообещающие признаки превращения в полуприличного парня, – заставил я себя это произнести.
Правда, он наговорил мне гадостей на мальчишнике у Уайатта, но ничего не могло отменить того факта, что он искренне старался, пусть у него и ничего не получалось с Теннесси.
– Он – прославленный донор спермы, – сказал Мишка.
– Он пытается загладить вину перед тобой.
– Потребуется нечто большее, чем скейтборд и несколько приколотых лиц Дуайта Шрута[39]
, чтобы я согласился на воссоединение семьи.Парень был фанатом «Офиса». Насколько же глуп был Роб, что отказался от этого всего?
Мишка нагнулся, чтобы взять свой рюкзак, и перекинул его через плечо.
– В любом случае спасибо за игру. И за пиццу. Но
– Мишка, подожди.
Я положил руку ему на плечо. Он повернулся и выжидающе посмотрел на меня.
Я действительно не хотел снова играть в эту игру «Найди Теннесси». Я чувствовал себя отчаявшимся поклонником.
Она не позвонила мне после нашей последней встречи, и, хотя я сделал вид, что мне все равно, и позвонил ей на следующий день, наши односторонние отношения начали действовать мне на нервы.
– Скажи маме, чтобы она вышла.
– Ты с ней встречаешься? – На его лице расплылась однобокая улыбка с ямочками, которая чертовски сильно напомнила мне Роба. Мне очень нравился этот парень, но я должен был смириться с тем, что он всегда будет напоминать человека, который стал моим врагом.
– Спроси ее.
– У мамы никогда не было парня. Сомневаюсь, что она признается, что он появился.
– Ну, скажи ей, что я, кем бы я ни был, по ее мнению, жду ее снаружи и хочу поговорить.
Мишка выскользнул из машины и трусцой побежал к крыльцу, отшвырнув скейтборд, когда отпирал дверь. Через несколько мгновений вышла Теннесси, одетая в облегающие джинсы и белый топ с воланами.
Она выглядела мрачно, и снова возникло это тонущее чувство, что я делал все в одиночку, хотя мне тоже было с чем разбираться.
Она подошла к машине, уперлась локтями в крышу, ее сиськи были почти у моего лица.
– Как дела? – Она поцеловала меня в щеку.
– Ты мне скажи. Мы не разговаривали весь день.
Я официально звучал как все женщины, которых я когда-либо бросал в своей жизни. Должен признать, что быть на другой стороне этого уравнения было довольно дерьмово.
– Я не хотела мешать вам с Мишкой.
– Тогда почему ты не приглашаешь меня войти сейчас? – спросил я.
Она посмотрела налево и направо и опустила голову, понизив голос.
– Габриэлла всем рассказывает, что мы спим. Помнишь, я говорила тебе, что она заходила к тебе домой, когда ты принимал роды у Даггаров?
Как я мог забыть?
У Теннесси чуть не случился нервный срыв.
Я знал, что мне нужно усадить Габриэллу и в миллионный раз объяснить ей, что между нами все кончено. Но я не верил, что она не попытается провернуть какую-нибудь очередную фигню в стиле «Дней нашей жизни»[40]
, любовь-не-умирает-иначе-это-не-любовь.Тайная беременность, эмоциональный шантаж, экзорцизм – Габриэлла не гнушалась ни одним из этих трюков, чтобы заставить нас быть вместе, а я хотел дать своим отношениям с Теннесси еще несколько спокойных дней.
– Я помню, – процедил я сквозь зубы.
– Ну, думаю, пришел час расплаты. Теперь все знают, что мы спим.
– Отлично. – Я пожал плечами. – Теперь нам не нужно держать это в секрете.
– Тринити хочет, чтобы я рассталась с тобой.
– Она одумается.
А если нет, что ж, тогда очень жаль Тринити. Теннесси была потрясающей сестрой. Ее жизнь вращалась вокруг того, чтобы сделать Тринити счастливой.
– Итак, могу я зайти и поужинать со своей девушкой?
– Я… ну, я…
Я распахнул глаза.
Она ведь не думала о том, чтобы прекратить наши отношения из-за Тринити?
Похоже, она думала.
Конечно, думала.
Мы говорим о Теннесси.
– Ты всерьез думаешь об этом, – сказал я ровно.
– Я пытаюсь понять, как лучше поступить. – Теннесси опустила голову на край моего окна.
– Ты просто чудо медицины, – проговорил я.
Она подняла глаза, прислонившись одной щекой к оконной раме.
– Как это?
– Ты единственный человек, из всех, что я знаю, который может стоять вертикально без хребта.
Она поморщилась, отстраняясь.
Я схватил ее за челюсть, пытаясь заставить посмотреть на меня. Она издала низкий стонущий звук и отстранилась, потирая щеку. Тогда я увидел, что она снова сильно накрасилась.
И что макияж был сделан, чтобы скрыть что-то уродливое… вместо того, чтобы скрыть что-то прекрасное.
Я прищурился, заметив, что одна из ее щек покраснела и на ней остался отпечаток пальцев.
– Что за…
– Я в порядке. – Она сделала шаг назад.
Но было слишком поздно.
Я уже вышел из машины и захлопнул за собой дверь.