Ужасный Круз

Одно можно было сказать наверняка – если Роб в конце концов завоюет ее, его буду вечно мучить истерики и борьба с неуверенностью в себе, так что удачи ему в этом.

– Круз? О, Крузи-и-и? – услышал я пронзительный голос под окном своей спальни.

Габриэлла.

Честно говоря, визит Мрачного Жнеца был бы более желанным, но у меня имелось к ней дело. Я сполз с кровати, проклиная каждую больную мышцу в своем теле, пока спускался по лестнице в белой помятой рубашке и расстегнутых джинсах.

Я небрежно распахнул дверь, отпив немного виски, оставшегося с предыдущей ночи.

– Привет, Габриэлла.

Она снова выглядела как современная дева: крупные локоны, идеальный макияж и скромное платье.

Моя судьба. Ура.

Жениться на женщине, такой же скучной и одномерной, как эта точная копия всех главных героев кабельных телешоу, которые я никогда не смотрел.

– Круз, – скуксилась она, проводя когтями по моей груди. – Я просто хотела сказать, что мне жаль.

– Правда? – резко спросил я. – Не хочешь рассказать мне, почему?

– Ну, Несси сказала Тринити, что вы с ней расстались. Она пытается наладить отношения с семьей, полагаю, после того, что она сделала со мной…

Я чуть не рассмеялся. Теннесси использовала наши испорченные отношения как предлог, чтобы претендовать на мученичество.

– И что именно она с тобой сделала? – проворчал я.

– О, разве ты не слышал? – Габриэлла без приглашения ворвалась в мой дом, прошла прямо на кухню и включила кофеварку. – Она пыталась меня убить. Положила арахис в мое мороженое. Честно говоря, я знала, что она не от мира сего, с первого дня нашего знакомства, но, честно говоря, я не…

– Она не пыталась убить тебя, и мы оба это знаем.

Я схватил банан из миски с фруктами и, очистив, засунул весь в рот.

– Тебя там не было. – Габриэлла напряглась, наливая нам по чашке кофе. – Это было ужасно. Мне так повезло, что мама нашла мой эпинефрин…

– Обычно ты не носишь с собой эпинефрин. – Я знал это, потому что ругал ее, когда мы были вместе. – Почему он был у тебя вчера?

Габриэлла повернулась, передала мне чашку и села за обеденный стол. Я остался стоять. Она сделала вид, что застенчиво отхлебнула кофе.

– Не знаю, – она выглядела искренне удивленной моим вопросом и своим ответом.

Поскольку Габриэлла не была хорошей актрисой, я был уверен, что она не лжет.

– Ты не знаешь, как эпинефрин оказался в твоей сумочке? – Я поднял бровь.

– Нет.

– Интересно.

– Может быть, я просто положила его туда, раз ты все время мне об этом говорил.

– Ты бы запомнила.

– На что ты намекаешь? – Выражение ее лица потемнело, и она опустила чашку с кофе.

– На что ты намекаешь? – ответил я.

Габриэлла сглотнула. Она выглядела разбитой из-за того, как мы оба безмолвно согласились, кто бы автором инцидента.

– Тебе нужно все исправить, – мягко сказал я. – Рассказать полиции.

– Я так и сделаю.

Я покачал головой и сел напротив нее:

– Послушай, Габриэлла, дело вот в чем. Ты отличная партия, но правда в том, что, когда мы впервые встретились, я не искал ничего серьезного. Мы начали встречаться, потому что знали, что люди ждут от нас этого. И все вышло из-под контроля. В ночь перед круизом, когда я решил расстаться с тобой, я сделал это потому, что хотел быть свободным, когда окажусь на корабле. Подло, но это правда. И ты была права – это было связано с Теннесси. Я всегда был неравнодушен к ней и в глубине души знал, что круиз – идеальная возможность привлечь ее внимание.

Я не понимал этого, пока не облек в слова, но теперь, произнеся их, они обрели смысл.

– И ты это сделал. – Габриэлла изо всех сил старалась скрыть свое отвращение.

Я отсалютовал ей своей чашкой, сделав глоток.

– Правильно. Значит, весь этот любовный треугольник, возникший после круиза, никогда и не был треугольником. Я всегда был неравнодушен к этой сумасшедшей женщине. Я не смог бы ей отказать, даже если бы попытался. Возможно, даже если бы она пришла ко мне, обрюхаченная моим лучшим другом, и попросила жениться на ней, когда ей было шестнадцать.

Правда моего заявления наполнила мои вены горячим, белым гневом. Меня бесило, что потерял ее. Но это не означало, что я должен лгать Габриэлле. Или себе.

Я полюбил Теннесси Тернер с той минуты, как увидел.

С того самого момента, когда я впервые увидел ее в яслях и она просто сияла ярче всех остальных.

И хуже всего, пожалуй, было то, что я знал, Теннесси поломанная. Слабая. Бесхребетная перед своей семьей. Совершенно бесцеремонная.

…и я все равно любил ее.

Несмотря на ее слабости.

И, черт возьми, из-за них тоже.

– Ты действительно любишь ее. – Габриэлла глубоко вздохнула, положив подбородок на кулак.

– К сожалению.

– Что ж, не могу сказать, что я не пыталась.

– Ты старалась изо всех сил и подошла ближе, чем остальные.

Она встала, огляделась, как бы прощаясь. Она знала, что, вероятно, это будет последний раз, когда она видит мой дом изнутри.

– Твоя мама будет разочарована. – Она устало улыбнулась.

– Моя мать вечно разочарована. – Я встал, провожая ее до двери. – Кроме того, я рассчитываю, что твоя лучшая подруга вскоре осчастливит ее внуком и она на какое-то время отвлечется от моих дел.