Уже с давних пор пещерный упырь не ест человечины, хотя прежде утаскивал людей, убивал и пожирал в своем логове. Но больше ста лет назад его удалось как-то обуздать, совладать с ним: вместо человеческой плоти стал упырь есть то, что ему приносили жители деревни. Делать это нужно было раз в неделю, по субботам.
– То есть вы кормили это чудовище, а оно взамен вас не трогало? – поразился Валя. – А что же вы его не убили?
– Во-первых, просто так его не убить. Заговоренный он, так моя бабка говорила. А во-вторых, незачем. Говорю же, он оберегает деревню от диких зверей, от… ну, от всего дурного. У нас и неурожая не бывает, и засухи. Нигде, например, нету дождя, а у нас пройдет, если нужен.
Этому Валя не поверил, но слушал дальше.
– Пещерный упырь сыт, доволен – и нам хорошо. Но по ночам мы все же по домам сидим, мало ли. Вдруг вздумает прогуляться! Днем никогда не выходит, а ночью – кто его знает?
– А я? Как вы его от меня отогнали, как меня спасли? – спохватился Валя.
– Как, как… Солью швырнули, он соли не выносит. Мы с собой всегда берем. Вдруг нападет на кого из наших.
Она тяжело вздохнула и умолкла.
– Вы меня простите. Я же не знал. Уеду завтра, дальше будете…
– Да куда там! – горестно воскликнула женщина. – Давно упырь не пробовал человечьего мяса, отвык. А теперь… – Она поглядела на Валину повязку, на которой проступили пятна крови. – Опять почуял. Беда. Страшная беда.
Галина Петровна бросила на Валю сердитый взгляд и вышла.
Утром за ним приехала машина. Попрощаться с постояльцем хозяйка не соизволила. Он видел, что она возится в огороде, крикнул: «Спасибо, до свидания». Ответа не получил, Галина Петровна даже не обернулась: так и не простила.
До города Валя еле добрался: поначалу еще ничего было, в райцентре сел в автобус, но в дороге подскочила температура. Тело горело, голова разламывалась, рука болела, словно ее одновременно жгли огнем и отпиливали ржавой пилой. Кое-как сойдя с автобуса, он вызвал такси и поехал в больницу.
На больничной койке Валя провалялся долго. Плохо помнил, что с ним творилось: бесконечные процедуры, уколы, антибиотики, промывания, капельницы. Строгий доктор сказал, что руку еле спасли.
– Кто вас так? – спрашивали врачи и медсестры, и Валя всем врал, что на него напала бродячая собака. Или бешеная лиса. Темно было, он не разобрал. Верили ему или нет, какая разница.
Тому, что случилось на самом деле, он и сам почти не верил. Пещерный упырь казался порождением горячечного бреда, и Валя убеждал себя, что так оно и есть, пока…
Пока на двенадцатый день болезни не выполз из своей палаты и не добрел до телевизора, что находился в коридоре. На стульях перед ним сидели другие пациенты, смотрели вечерние новости.
То, о чем сказал ведущий криминальной хроники, повергло Валю в шок. Со скорбным лицом диктор поведал, что в N-ском районе (том самом, куда Валя ездил в командировку) пропали два человека: молодая женщина, жительница районного центра, а позже – подросток. На поиски брошены все силы, но найти пропавших до сих пор не удалось.
«И не удастся», – с ужасом думал Валя, прислонившись к стене, чтобы не упасть. Он точно знал, где следует искать останки. Если, конечно, от жертв хоть что-то осталось.
Вопрос в другом: то были случайные жертвы? Или же поздними субботними вечерами в жуткий овраг спускалась мрачная процессия, состоящая из жителей деревни?..
Безымянная деревня
История, которую я собираюсь рассказать, произошла со мной и моими друзьями в конце семидесятых. Перестройка, гласность, трудные девяностые – все это даже на горизонте не маячило, а мы были обычными подростками, которые думали, что весь мир перед ними открыт и готов завалить подарками, стоит лишь руку протянуть.
То, что случилось, я вспоминаю с болью и ужасом, потому что причин произошедшему найти так и не смог, хотя прошло уже столько лет. Говорят, если рассказать о случившемся, это поможет вырвать занозу из сердца. Что ж, попробую.
Мы – я, Саня и Митяй – были, как говорится, летние друзья. Знакомы с самого детства. Всех троих родители отправляли на лето к родственникам в деревню – в те годы многие именно так каникулы и проводили. Первого июня уезжали, а возвращались через три месяца – загорелые, вытянувшиеся, выросшие из всех одежек и немножко чужие в родном городе.
В тот год, когда это случилось, нам было лет по четырнадцать. Идея сходить на Дальнее озеро принадлежала Митяю, он был у нас самый старший и самый заводной.
Наша деревня Кузовки стояла неподалеку от речки, так что мы всегда там и купались, и рыбачили. Про озеро Дальнее слышали, конечно, но ходить туда нам строго-настрого запрещали. Мы привыкли к запрету, да нас и не тянуло: зачем, если в речке рыбы полно, пляж песчаный и вода чистая?
Но если Митяю что-то в голову втемяшится, это ничем не выковырять.
– Там рыба – во! – убеждал он нас, разводя руки в стороны. – Сядем на велики, час – и мы на месте!
– Туда нельзя ездить, – нахмурился я, представляя себе выражение бабушкиного лица, если я скажу ей, куда собрался.