Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов

— Патрикеев, — сказал я.

— Быть может. Вот он частенько приезжает в пролетке, забирает Павла Ивановича с собой и увозит куда-то. А потом уже приезжают они, так этот самый…

— Патрикеев?

— Да. Они с кучером вдвоем Павла Ивановича с черного хода затаскивают. Специально к арке поближе встают, чтобы прохожие не видели. Но я-то сверху все вижу — мертвецки пьяненький Павел Иванович. Жаль, конечно, недолго он продержится таким макаром-то!

Я встал.

— Спасибо вам, Владимир Петрович. И еще раз извините за Алевтину. Она вам родственница?

Старик снял очки и протер корявыми пальцами слезящиеся глаза.

— Нет. Я еще девчонкой ее на улице подобрал. Она тут неподалеку милостыню просила. Хорошая девочка, думаю, мне в помощницы такая нужна. У нас ведь тоже в основном дамы покупают. Да… Хорошая девочка. Но обманщица. Сестра, говорит, болеет, пустите меня, Владимир Петрович. Откуда у тебя сестра, спрашиваю? Никогда не было, а тут возникла вдруг. А она — пустите, надо! А я вот что скажу — понесла она от Мишеля этого. И ходила к бабкам плод вытравливать, бедняжка. Я человек старый, много чего видел, много что знаю. Ну, я ей ничего не сказал — это ее судьба, что тут… А еще и это убийство. Ну, ничего, время пройдет, раны залечатся, найдет себе хорошего парня, может, еще и замуж ее выдам. А потом и магазин этот отпишу по завещанию. Вы идите, господин Гиляровский, не слушайте мою болтовню, я так могу до второго пришествия рассусоливать. А если еще будут вопросы — приходите к старику.

Я попрощался, положил флакон в карман, оделся и вышел на улицу.

Итак, аптека по-прежнему была закрыта, но я нашел арку, о которой говорил старик, прошел ее насквозь и свернул налево. Там действительно была дверь. Я потянул за ручку, опасаясь, что она заперта изнутри, но ничуть не бывало, дверь с легким скрипом открылась. На небольшой лестничной площадке стояло несколько завязанных бечевкой мешков, а дальше наверх вела деревянная лестница, крашенная коричневой краской. Еще одна дверь вела, вероятно, в аптеку, но я сразу направился наверх, в квартиру Горна.

На лестнице было темно, и я решил зажечь спичку. Вынул коробок, чиркнул спичкой, но она, едва загоревшись, тут же погасла. То же самое — со второй спичкой. Загорелась только третья. Я поднес коробок к огоньку и увидел на нем надпись: «Фабрика М. П. Патрикеева». Ого! Ну и дрянь же спички у вас, Матвей Петрович! Третья спичка погасла, догорев только до середины лестницы. Я бросил ее и зажег новую. Так, потратив еще три или четыре спички, я добрался до второго этажа и уперся в новую дверь, оклеенную старыми выцветшими обоями. Толкнул ее, и, о чудо, она открылась. Я попал в небольшую кладовку, заваленную ящиками, какими-то старыми абажурами, сломанными стульями и пыльными пачками газет. Оттуда — в кухню с металлическим рукомойником, чугунной плитой и грудой грязных тарелок. Здесь пахло пережженным салом. Следующая дверь вела в гостиную — небольшую, с плотно занавешенными окнами — которые я видел с улицы. У дальней стены на грязно-бордовой софе полулежал Горн и храпел. На полу перед софой стояло несколько коньячных бутылок. Я подошел, поднял бутылки и просмотрел этикетки. Это все были дешевые сорта. Горн спал, приоткрыв рот, а щеки его казались темными провалами.

— Павел Иванович, — позвал я. — Проснитесь!

Мои слова не произвели никакого действия на спящего аптекаря. Я наклонился и потряс его за плечо:

— Павел Иванович!

Горн дернулся, открыл глаза и с ужасом уставился на меня.

— Я Гиляровский.

Горн рывком сел на софе и стал шарить руками по обивке. Он пытался что-то сказать, но язык не слушался его.

— У вас было открыто. Я пришел с черного хода — там все двери чуть не нараспашку. Зря вы так не бережетесь, тут же недавно вашего помощника убили.

Горн сглотнул и потянулся за бутылкой около софы. Нащупав горлышко, он схватил ее, посмотрел — там оставалось совсем немного пойла. Потом прильнул к бутылке и, допив, бросил ее рядом с собой.

— Фу! — сказал он, отдуваясь. — Какого черта, Гиляровский! Как вы сюда попали?

— Я же говорю — двери с черного хода были открыты. Это очень неосторожно.

— А! — Он вяло мотнул головой. — Не все ли равно!

— У меня к вам несколько вопросов, господин Горн, — сказал я, оглядываясь. Наконец я заметил кресло, подтащил его за спинку поближе к софе и сел, не раздеваясь.

— Боже! — простонал Павел Иванович. — Вы когда-нибудь оставите меня в покое? Вам что, мало того, что случилось с Мишелем?

— Вы знаете, кто его убил? — спросил я прямо.

Он пожал плечами и снова начал шарить среди бутылок под своими ногами. Наконец нашел почти полную.

— Хотите выпить? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — Пока нет.

— Как хотите.

Горн приложился к бутылке. Я боялся, что, как все алкоголики, он стремительно опьянеет и не сможет связно говорить. Я встал, подошел к окну и слегка отодвинул одну из штор. Тусклый свет попал на лицо аптекаря, и он мучительно поморщился.

— Что это вы тут распоряжаетесь, как у себя дома? — спросил Горн заплетающимся языком. — По какому такому праву?

Я подошел и отобрал у него бутылку.

— Дай сюда! — потребовал он.