Узкая дверь

Доктор Дивайн снова фыркнул.

– Что-нибудь еще, Стрейтли? Пакет лакричных леденцов? Или, может, персональный сеанс массажа? Ручками нашего директора?

– Спасибо, но не сейчас, – сказал я. – И раз уж с некоторых пор на посту директора нашей школы не он, а она, вам бы лучше воздержаться от столь грубых аллюзий.

Последовала краткая, но исполненная воодушевленного фырканья пауза.

– Ну, хорошо, – сказал Дивайн, основательно профыркавшись. – Я знаю, что вы больны, но это не отговорка. Интересно, с каких это пор вы так близки с нашим новым директором?

Я проигнорировал его гнусный намек и снова вежливо попросил:

– Просто скажите, пожалуйста, этой девочке Викс, чтобы она ничего не забыла. На следующей неделе я уже, возможно, вернусь на работу, и мне нужно подготовиться к занятиям.

И я тяжело плюхнулся на хлипкий кухонный стул. Несмотря на выпитый травяной чай, который вроде бы должен снимать напряжение, сердце мое колотилось так, словно хотело выскочить из груди, да еще и мелко так трепетало, как крылышки крошечной моли, которая угодила в ловушку и никак не может вырваться на свободу, что было совсем уж огорчительно. Должно быть, это случилось потому, что я выпил только чай, полностью проигнорировав завтрак. Голова у меня словно куда-то плыла и казалась какой-то странно мягкой.

Из телефонной трубки донесся голос Дивайна:

– Эй, Стрейтли? Вы еще там?

Я попытался ему ответить, но снова упал – на этот раз куда менее удачно: на пол. Там-то Ла Бакфаст меня и нашла минут через двадцать. Я был в сознании, но подняться не мог, и на мне по-прежнему были полосатая пижама и старый лохматый махровый халат.

Разумеется, это Зелен-Виноград ей позвонил. Я попытался убедить ее, что мое падение стало всего лишь результатом перенапряжения, но она все мои протесты отвергла, моментально вызвала «Скорую» и сама поехала со мной в больницу. Поскольку мне сразу же настоятельно велели лечь на носилки и не вставать, я послушно лежал и украдкой на нее посматривал. В ее сияющих волосах играло солнце, я чувствовал запах ее духов – по-моему, это был аромат гиацинта – и думал о Мерлине, волшебнике из сказаний о короле Артуре, угодившем в ловушку, когда его обманом завлекла в куст боярышника (где он и спит до сих пор) чаровница Нимуэ.

Ассоциация была довольно странная. И все же мысль о Мерлине упорно вертелась у меня в голове. Старый волшебник был пойман в ловушку самодовольства, проявив слабость при виде хорошенького личика. Конечно же, я совсем не такой, думал я, – и все же она и впрямь меня приворожила! Своей историей, всякими словами. Приворожила и заставила позабыть о моих обязанностях. Как-то уж больно похоже: даже принесенный ею чай, который она так упорно заставляет меня пить, содержит плоды боярышника, того самого дерева, что взяло Мерлина в плен.

Я закрыл глаза.

– Вот это правильно, – сказала она. – Вам теперь нужно отдохнуть, мистер Стрейтли.

– А что это было? – спросил я каким-то странным голосом, доносившимся, казалось, откуда-то издалека и похожим на вырвавшийся из рук воздушный шарик с чьего-то дня рождения, плывущий высоко в небесах.

– Ничего страшного. Я вам потом все расскажу, – пообещала она.

И, уже уплывая в сон, я испытал некое смутное удивление, ибо снился мне не «Сент-Освальдз» и не тот юноша, останки которого мы обнаружили близ строящегося Дома Гундерсона, а празднование в «Шанкерз Армз» дня рождения некой молодой рыжеволосой женщины в зеленом платье, что и заставило меня снова вспомнить о Мерлине и Владычице Озера, прежде чем окончательно провалиться в небытие.

Глава третья

Классическая школа для мальчиков «Король Генрих», 9 июля 1989 года

Ну, да. Чай из боярышника действовал не спеша, но в итоге его магия все же сработала. Боярышник и лакрица стимулируют сердечную деятельность, так что при аритмии их употреблять не стоит, и Стрейтли, конечно, обратил бы на это внимание, если б потрудился прочесть хотя бы то, что написано на обратной стороне коробки. Правда, шрифт действительно очень мелкий. Нет-нет, у меня, разумеется, не было ни малейшего намерения по-настоящему провоцировать его кончину, хотя, признаюсь, это было бы вовсе не таким уж нежелательным для меня исходом. Но в тот момент мне было совершенно необходимо на какое-то время убрать его с дороги – хотя бы до следующей «главы» моего повествования, а ведь повествуя о чем-то, лишь до определенной степени можно направлять слушателя по заведомо ложному пути.