Узкая дверь

«Жаждущий школяр» всегда был типичным для английского севера пабом. Молодые люди туда редко заглядывали – разве что в будние дни можно было наткнуться на кого-то из учеников шестого класса или на тех наших преподавателей, что помоложе. Но всегда существовало неписаное правило: в пабе магистры и ученики не должны признавать друг друга; мальчики часто даже снимали свои школьные блейзеры и галстуки, считая, что так их никто не узнает. По уик-эндам паб был полон; в основном там собирались мужчины среднего возраста и совсем пожилые, так что встретить там молодую женщину – тем более такую привлекательную, как Беки Прайс, – можно было крайне редко. Несмотря на то что я давно веду вполне уютную жизнь холостяка, мне отнюдь не чуждо восхищение женской красотой; видимо, в тот момент я искренне был восхищен мисс Прайс, иначе реакция Эрика на ее неожиданное появление должна была бы меня насторожить.

Мы с ним сидели за угловым столиком довольно далеко от бара и уже успели выпить по паре больших кружек. Я как раз собирался предложить заказать что-нибудь вроде «завтрака пахаря», когда дверь отворилась, и Эрик застыл, как охотничья собака.

– Черт побери, Стрейтс! А что она-то тут делает?

– Кто? – шепотом спросил я.

– Асда Прайс.

Я посмотрел на вошедшую женщину. Молодая, в джинсах и блузке без рукавов; рыжие волосы горят в солнечном свете, как факел. Признаюсь, я был слегка удивлен. Судя по тому прозвищу, которым воспользовался Эрик, перед нами должен был быть кто-то постарше – и, наверное, не так модно одетый. А тут передо мной была красивая женщина того типа, какой мне раньше доводилось видеть только на картинах викторианского периода; впрочем, в этой юной особе все же не чувствовалось той тихой безмятежности, которая свойственна моделям викторианских живописцев. Наоборот, девушка, казалось, была чем-то раздражена и чувствовала себя в этом баре весьма неловко; и она явно кого-то здесь высматривала. Я помню, как красиво вспыхивали ее волосы в луче света, падавшем из открытой двери; помню изящный изгиб ее шеи и ключицы в простом вырезе блузки.

Эрик прикрыл лицо рукой.

– Неужели даже здесь больше нет ничего святого?

– Да ладно тебе. Допивай скорей, и пойдем куда-нибудь еще, – сказал я с некоторым раздражением. Эрик порой может и палку перегнуть, излишне драматизируя события; мне часто казалось, что он и сам-то не больно верит в то, о чем говорит. Например, он вечно твердил, что женщины работают исключительно для того, чтобы завоевать и подчинить себе традиционное мужское пространство и не дать мужчинам наслаждаться обществом друг друга. То, что мисс Прайс была так молода, тоже явно его раздражало, потому что я помню, как он тогда возмущался:

– Она ведь едва ли намного старше кое-кого из наших учеников!

– Успокойся, Эрик, дай ей шанс, и она скоро повзрослеет, – усмехнулся я. – Вспомни: даже ты когда-то был молод.

Он только плечами пожал. Наверное, с высоты его сорока восьми лет мисс Прайс казалась ему неприлично юной. Зато сейчас мы сами кажемся неприлично старыми, особенно если оглянуться назад. Ведь в сорок восемь лет мир все еще казался нам новым, богатым, полным обещаний. В сорок восемь лет перспектива старости – а также болезней, старческой деменции, смерти – представлялась нам лишь тенью летнего облака, на мгновение заслонившего солнце.

Собственно, больше я о том дне почти ничего не помню. Эрик допил свое пиво, и мы ушли. Мисс Прайс к этому времени уже уселась за столик возле двери, и, помнится, там сидел еще некий мужчина, но о нем я и вовсе ничего не могу сказать. Помню только, что ощутил мимолетный укол зависти. Иной раз совершенно незнакомая женщина, которую вы явно больше никогда не увидите, способна произвести такое вот незабываемое впечатление.

Однако же мне все-таки удалось ее увидеть. Лет пятнадцать или даже двадцать спустя. К тому времени она, конечно, изменилась, но все же не настолько, чтобы я не узнал в ней ту девушку, какой она предстала предо мной в «Жаждущем школяре». Возможно, именно то, что я сейчас практически каждый день слушаю, как она рассказывает мне свою историю, и делает ее в моих глазах такой же прекрасной и живой, как прежде. А может, это я сам оживаю под аккомпанемент ее голоса после некоего долгого и печального сна?

Жаль только, что я так отвратительно себя чувствую. А ведь я честно пытался отдохнуть, принимал все предписанные мне лекарства и даже заставлял себя пить (три раза в день после еды) противный травяной чай, который принесла мне Ла Бакфаст. Но, несмотря на все мои усилия, что-то не похоже, чтобы близилось обещанное выздоровление. Ла Бакфаст уже не раз выдавала свои комментарии по этому поводу, навещая меня.

– Надеюсь, вы не принимаете случившееся слишком близко к сердцу? Мне очень не нравится, что вы по-прежнему такой бледный. Может быть, заварить вам травяной чай?

– Я бы с куда большим удовольствием выпил бренди, – честно ответствовал я.

– Нет, только чай, – твердо заявила Ла Бакфаст. – И, пожалуйста, постарайтесь съесть хотя бы что-нибудь легкое.