Узнать по глазам. Истории о том, что под каждой маской бьется доброе и отзывчивое сердце

Попробуем довести ситуацию если не до абсурда, то до логического завершения. Представим шестерых больных, у каждого из которых поврежден жизненно важный орган: сердце, печень, почки, легкие, поджелудочная железа. Позволено ли ради их спасения лишить жизни одного здорового человека и разобрать его тело на органы для пересадки? Моральная интуиция большинства людей воспротивится этому. Иначе бизнес по разборке здоровых людей на органы ради помощи безнадежным больным казался бы вполне этичным. Исходя из этого примера можно сделать вывод, что принцип «Не причиняй вреда!» для нас более значим, чем принцип «Приноси пользу!» Отчего же тогда представляется этичным вылечить шестерых больных за счет того одного, который умрет, не получив нужной дозы лекарства? Ведь нам кажется ужасным убийство одного ради выживания шестерых? Однако «дать умереть» не равно «убить». Передать природе ее естественное право власти над жизнью и смертью — не то же самое, что самолично оборвать чужую жизнь. В дело вступает этически важный перевес одного из принципов: лучше не принести пользы, чем причинить вред. Лучше предоставить природе право решать и не брать на себя ответственность за жизнь, созданную не тобой, даже ради возможной пользы.

Таким образом, оказывается, что рассмотренные выше утилитаристский и эгалитаристский подход не полностью симметричны — за счет того самого перевеса в сторону «Не навреди!» Важность этой небольшой асимметрии демонстрируют, в частности, десять библейских заповедей. Только две из них сформулированы положительно, как призыв к действию («Помни субботу» и «Уважай родителей»). Остальные восемь представляют собой такие же отрицания, как более важный для нас принцип «Не навреди!» («Не имей других богов», «Не сотвори себе кумира», «Не произноси имени Бога всуе», «Не убивай», «Не прелюбодействуй», «Не кради», «Не лжесвидетельствуй», «Не желай чужого»).

Мы видим, что нам явно предписывается не делать злого, а затем уже делать что-то доб рое. Однако почему же нам кажется важнее не причинить зла, чем сотворить добро?

Почему решающий критерий «не навредить», а не «принести пользу»? Тому есть два объяснения — богословское и философское.

Богословие стоит на том, что человек несет бремя первородного греха. Если он поддается инстинктам, внутренним побуждениям, его действия, скорее всего, несут зло. Поэтому главная задача учителей нравственности — предотвратить вред, наложить запрет. До совершения первородного греха и изгнания из Рая, как можно узнать из Книги Бытия, заповеди для человека формулировались в положительной форме: плодиться и размножаться, давать имена всему сущему.

Философское объяснение, по сути, не противоречит первому, а лишь дополняет и уточняет его. Природа, окружающий нас мир, который существует независимо от нас, обладает тем самым некоторым приоритетом. Мы вынуждены учитывать его бытие, применяя к нему нашу волю, совершая по своей воле необходимые нам действия. Мир существует, а значит, в него заложены основания для его бытия, которые не стоит подрывать ради общего блага. Прежде всего не следует портить то, что уже есть, и лишь затем попытаться как-то улучшить мир. Так подсказывает нам наша нравственная интуиция. Не мы создавали окружающий мир, мы пришли в него, как и мириады иных существ, нам следует уважать те основы, которые уже заложены в нем, и ту волю, которая уже в нем действует, раз наш мир все еще существует. И лишь приняв ее как данность, нам следует прилагать к миру ту волю, которая действует в нас, ради его улучшения и общей пользы.

Это можно назвать приоритетом бытия, или бытийной постоянной, благодаря которой чаши весов этики чуть склоняются в сторону принципа «Не навреди!». Это же дает утилитаризму минимальное преимущество перед эгалитаризмом, но лишь минимальное. Известно, что Гегель считал все действительное разумным, а все разумное действительным. Но одинаков ли вес этих двух тезисов или первый все же весомее второго? Создается впечатление, что деонтология, учение о должном, зависит от онтологии, учения о бытии. Действительность оказывается перед действием, даже вполне разумным. Действительность представляется несколько более разумной, а разум — несколько менее действительным и, соответственно, настоятельно требует от нас именно действия.

Между тем в важнейших, иногда жизненно важных ситуациях повседневной жизни мы встречаемся с настоятельным требованием приоритета отказа действия в сложившейся ситуации. Это, например, презумпция невиновности, имеющая силу закона. Пока вина в преступлении не будет доказана, человек считается невиновным. И здесь мы вновь встречаемся с отрицательной формулировкой, предписанием отказаться от действий при отсутствии сильных доводов в пользу действия (обвинения и наказания).