– Мадам Ривкина интересуется мебелью? – затарахтел он. – Обратите внимание на шкафчик! Итальянская работа! Такой шкафчик сделан в единственном экземпляре, и с большим трудом нам достался…
Он осекся, потому что Эмма, не обращая внимания на его болтовню, со знанием дела откинула доску и начала осматривать потайные ящички. Доска была явно не с этого секретера (Эмма помнила, что доска должна быть инкрустированной), ключик был сильно деформирован.
– Я имел в ввиду, что только нам удалось раздобыть один из редких экземпляров! – продолжил Гардашник, мгновенно сообразив, что мадам Ривкина подобную мебель видит не впервые, и очень пожалел, что буквально вчера его брат Сёма отдельно продал резную инкрустированную доску.
Эмма вопросительно посмотрела на него.
– Э… пять тысяч! – сказал он.
Эмма, не моргнув глазом, повернулась и стала рассматривать дубовый буфет. Гардашник решил, что лучше будет помолчать, и стал ходить за ней по пятам.
Тут Эмма увидела круглый дубовый стол с львиными лапами. У Герциковых был точно такой же, только светлее. Она наклонилась, чтобы погладить львиные гривы под столешницей. Львиные головы были аккуратно спилены и места спилов закрашены темной краской в тон стола. Она разочарованно посмотрела на Гардашника.
– Да, мадам Ривкина! – снова все понял Гардашник. – Это печально, но мы ничего не могли сделать!..
«Сегодня этот клоц[18]
Сёма будет сильно побит!» – подумал Самуил о своем брате, который неделю назад спилил эти резные головы и продал за очень дешево, как свои работы. Сёма его убедил, что такую мебель никто не купит, а если кто-то и купит, то откуда тот клоц может знать, что здесь должны быть «лёвы».Эмма изо всех сил сдерживала волнение и сохраняла равнодушное лицо.
– Почем стоит купить вот это? – она отвернулась от стола и прикоснулась рукой к дубовому буфету.
– Для вас, мадам Ривкина, две тысячи рублей! – растянулся в улыбке Гардашник. Вообще-то, за него он хотел на пятьсот рублей меньше.
Эмма немного подумала: продавец слишком любезен, о своих грехах знает, и понял, что его уличили.
– Я даю вам семь тысяч за вот это, это и… вот это! – Эмма показала пальцем на буфет, секретер и стол. – И тридцать рублей за погрузить и доставить по адресу.
– Э… – начал было Гардашник. Он был не в убытке, но хотел все-таки поиметь побольше.
– Или не беру ничего! – стараясь быть равнодушной, сказала Эмма и направилась к выходу. Она была уверена в том, что господин Гардашник таки поимел свой интерес, и сам лично доставит мебель, сэкономив на извозчике.
– Конечно, мадам Ривкина! Все будет доставлено! – затарахтел Гардашник и подумал, что Сёма сегодня будет, ежели не побит, то загнан, как лошадь.
К вечеру Сёма все доставил. Самуил, конечно, помогал, но больше понукал. Сёма имел жалкий вид, когда, перетаскав всю мебель, он, наконец, ввалился в кухню, держа над головой стол ножками вверх.
– Все, мадам! – он постарался не уронить антиквариат. – Спасибо, шо посетили наш магазин! Дай Бог здоровья вам и вашим близким! – и, шатаясь, потопал к телеге возле дома.
Эмма встречала Зиновия во дворе. За это время она успела подготовить соседей к тому, что Зямочка будет ее ругать, за то, что она потратила все сбережения.
– Ну, не на стуле же ему кушать!? – говорила она, волнуясь. – И работает он на полу!
Соседи понимающе кивали и обещали защитить Эмму от гнева мужа. Но на самом деле Эмма вдруг испугалась, что такая крупная покупка может как-то навредить Зиновию. Зиновий, пожурил ее слегка при соседях и попросил быть более экономной. Дома он ее, конечно, не ругал, но очень просил быть осторожной. К счастью, все обошлось. Никто внимания на эту покупку не обратил, и все было принято, как должное. А в ноябре 1947 года Эмма решила разместить несколько вкладов в разных сберкассах, чтобы больше не было искушения тратить наличные. И это было очень правильным решением – грянувшая через месяц денежная реформа сохранила эти вклады почти без потерь.
Дальше их жизнь постепенно налаживалась. Зиновий Ривкин получил новый паспорт с фотографией и уже все реже и реже вспоминал, что когда-то он был Владимиром Муромцевым.
Глава 5
…Гул самолета на рассвете был хорошо слышен. «Не забыть бы, что меня зовут Зиновий!» – подумал Владимир и выглянул из палатки. Сегодня предрассветный холод его не беспокоил – он спал в теплом костюме и под двумя одеялами. Но неожиданно у него начался озноб. Ему вдруг стало страшно от мысли, что его дерзкий план может провалиться. Он достал из чемодана Ривкина светлый картуз и напялил его на лоб, прикрывая брови. Взлохматил отросшую бороду и горло замотал клетчатым кашне.
Самолет сел где-то в низине, и через пару часов на предгорье появились двое альпинистов. Владимир из палатки услышал их возгласы, но выйти к ним навстречу у него не было сил – от страха его прошиб холодный пот, руки и ноги начали трястись.