Узник

На седьмой день ко мне пришла Мэнди. Я не успела толком прийти в себя после сна, как она уже сделала мне очередную инъекцию. После мучительной ночи перед моими глазами всё было как в тумане, и у меня явно проявлялась заторможенная реакция, так как я не успевала за быстротой слов, льющихся изо рта женщины с искаженным от злости лицом. К сожалению, мне пришлось понять без слов, о чем она говорит.

Мэнди принесла с собой кочергу, которой прежде я разбила ей голову в ответ на попытку проколоть меня вилами, и начала бить меня ей. Видимо, до этого момента женщина страдала от сильной головной боли и лишь сейчас нашла в себе силы спуститься ко мне, чтобы поквитаться. Сделав три удара кочергой по моему правому боку, Мэнди откинула орудие мести и начала избивать меня ногами. Всё, что я смогла сделать — свернуться в позу эмбриона и закрыть предплечьями голову.

Я очнулась вечером, когда сумерки уже начинали сгущаться. В противоположном углу подвала, к моему счастью, крысы что-то доедали, поэтому их внимание не было обращено на меня.

Трясясь от боли во всём теле, я медленно встала на колени перед решеткой и, три часа не сгибаясь, пыталась вытащить вбитые в железо гвозди. До этого момента у меня получалось расправиться с гвоздями только благодаря их ржавчине и дряхлости решетки, но оставшиеся два рубежа я не могла преодолеть — слишком глубоко и прочно последние гвозди были засажены. В итоге я не смогла придумать ничего лучше, чем сесть на пол и начать плакать. От глубины души до кончиков волос я ощущала себя одним сплошным комком боли. Всхлипывая, я вытянула вперед правую ногу, пострадавшую больше левой, и вдруг наткнулась на что-то тяжелое. Я напряглась, так была уверена в том, что раньше в комнате ничего, за исключением пары пустых деревянных ящиков, не было. Вслепую нащупав в темноте нечто, я поняла, что держу в руках кочергу, которой прежде меня избивала Мэнди. Поднеся её к окну — единственному слабому источнику света, я быстро начала её изучать. Хотя в ней было не больше двух килограмм, она вдруг показалась мне невероятно тяжелой, словно десятикилограммовый. Наверное, сбитое чувство весовых мер — это побочный эффект голодания.

Переведя взгляд на нижний конец находки, я застыла, — раздвоение, почти такое же, как у гвоздодера! Медленно поднявшись с колен, я изо всех сил пыталась справиться с первым гвоздём как можно скорее, однако было сложно его сначала задеть, а затем не менее сложным оказалось его окончательно выдернуть.

Впервые я так отчетливо понимала, что силы меня покинули. От бессилия, я каждые три минуты опускала кочергу на пол, чтобы спустя несколько секунд снова поднять её на уровне окошка. Однако, уже спустя полчаса муки, я сидела на полу с тяжелой одышкой в лёгких и искорёженным гвоздём в ладони. Было невероятно сложно, но я впервые за прошедшие двое суток почувствовала, что могу справиться с этой никчемной решеткой. На следующий гвоздь у меня ушло минимум сорок пять минут, после чего я еще долго не верила в свою удачу.

Просунув руки между прутьями решетки, я выдавила на улицу хрупкое стекло, после чего аккуратно сняла решетку и положила её на снег рядом со стеклом. Прутья решетки выпали из своих орбит и мои руки больше не были прикованы к чугунной ограде, но при этом всё еще оставались в кандалах.

Наступил самый ответственный момент, от которого моё сердце застучало быстрее, чем у соседствующих со мной крыс. Я где-то вычитала, что у крысы в минуту происходит от трехсот до шестисот ударов в минуту. Моё сердце, наверное, сейчас выбивало всю тысячу. Я изначально не была уверена в том, что смогу просунуться через столь узкое отверстие, поэтому сейчас всё зависело лишь от высоты окна и моей комплекции.

Когда первая попытка просунуться через узкую щель провалилась, я быстро, стараясь не бренчать кандалами, начала раздеваться. От обоих рукавов до подола, моя парка имела модные молнии, которые позволяли буквально расчленить её напополам. Это здорово помогло мне скинуть куртку, не оставляя её висеть на цепи, соединяющей кандалы.

До этого момента мне было холодно даже в парке, поэтому, когда я осталась в тонкой футболке, моё дыхание буквально перехватило. Просунув в отверстие окна руки и голову, я начала постепенно протискиваться через предательски узкое отверстие. С горем пополам пролез до пояса, я подпрыгнула, чтобы протолкнуть своё туловище дальше, как вдруг поняла, что мои бёдра застряли. Около минуты я карабкалась, пытаясь не издавать ни малейшего звука, и, в итоге, буквально вырвала себя из бетонного капкана, ободрав до крови кожу на оголённых пояснице и животе, и превратив свои бёдра в один сплошной синяк.