Узник

— Скажи только правду, — всё-таки решилась на волнующий меня вопрос я, — ты что, меня переодел?

— Ты была вся в крови и супе, так что мне пришлось тебя мыть, — невозмутимо ответил он, будто не понимая, от чего я сконфузилась.

— О, нет, я не хотела знать о том, мыл ли ты меня — я спрашивала о том, переодевал ли, — едва ни вскипела я, после чего положила вкусную недоеденную булку на рядом стоящий стол и залезла с головой под одеяло.

— Здесь нет ничего…

— Я теперь до конца жизни буду чувствовать себя ущемлённой. Лучше бы ты меня задушил, — прервала его бесстрастный ответ я.

Уже спустя минуту я почувствовала урчание в животе, после чего вытащила руку из-под одеяла, в сторону лежащей напротив булки. Я вслепую шарила по столу, но никак не могла нащупать желаемое, пока Ричард не пододвинулся ко мне и не всунул в мою рыщущую руку мягкую булку.

— Спокойной ночи, — не вылезая из-под одеяла, буркнула я, забрав добычу в свою берлогу, скрывающую меня от позора.

— Приятного аппетита, — ухмыльнувшись, отозвался Ричард.

XXVIII

Следующий день не дал мне шансов на хорошее настроение и юмор — еще до рассвета я проснулась от жуткого озноба. Однако Ричард утверждал, что в комнате тепло, а ведь он провел ночь не в таких комфортных условиях, как я (укрытый шотландским пледом, он спал на полу). Уже спустя несколько минут выяснилось, что у меня температура тридцать семь и восемь, и, судя по моему состоянию, она только начинала увеличиваться. Аптека должна была открыться только в девять, поэтому три с половиной часа мой озноб благополучно возрастал.

Когда Ричард ушел за покупками, я решила самостоятельно сходить в туалет. С утра, по настоянию своего бывшего пленника, я выпила не меньше двух литров воды, отчего теперь мой мочевой пузырь не давал мне покоя. Поэтому, как только входная дверь захлопнулась, я сразу же поднялась с постели и отправилась в туалет. Процесс достижения цели был ужасен: минут пять я на коленях ползла до туалета, у меня в глазах постоянно темнело и мне каждую секунду казалось, будто я вот-вот потеряю сознание, однако я всё же смогла доползти до нужной двери, которую после еще с минуту открывала. Всё кругом меня было в черных мерцающих пятнах, у меня в ушах звенело, а легкие зашлись сильной одышкой. Дальше — хуже. Около пяти минут я спускала с себя штаны и залезала на унитаз, чувствуя себя амебой, после чего запуталась в пижамных штанах, но всё-таки нашла способ их напялить обратно и начать свой путь к кровати, продолжая передвигаться на четвереньках.

Однако возврат к постели оказался для меня непреодолимым рубежом. На полпути у меня перед глазами всё поплыло, и я просто отключилась на месте.

Я проснулась в двенадцать часов, о чем сообщил мне мой лечащий врач Р. Р. Выпивая шипящий раствор из чайной чашки, я никак не могла вспомнить, как именно попала в постель.

После принятия лекарств следовал мучительно-долгий завтрак. Пища не хотела ни жеваться, ни заглатываться, поэтому после первой, еле съеденной отварной картофелины, я перешла на куриный бульон. После завтрака очередной прием горького лекарства и измерение температуры — тридцать восемь и пять. Затем сон — очень длинный, через который я слышала, как Ричард передвигается по дому, подкидывает дрова в огонь, возится на кухне, а рядом лежащий со мной кот мерно издает своё целебное урчание. Примерно через два часа мне стало очень жарко, и я начала обильно потеть. Во сне я попыталась раскрыться, но, видимо, Ричард мне помешал. Еще через час я услышала завывания за окном — скорее всего, началась метель. В пять часов вечера я проснулась, чтобы сходить в туалет, до которого и от которого Ричард меня буквально волок.

Без особого аппетита съев кусок отварной куриной грудки, немного белого мягкого хлеба, очередную порцию бульона и проглотив две цветные таблетки, я снова легла спать, всем своим существом ощущая приближение новой волны озноба. Однако на сей раз я достаточно крепко заснула и благополучно проспала до девяти вечера.

Открыв глаза, я сразу же посмотрела в окно — буря была в самом разгаре. Сильные порывы ветра заставляли снежинки сбиваться в стайки и нарочно врезаться в окно, в тщетных попытках проникнуть внутрь теплого дома. Комнату освещал лишь огонь из камина, и когда я повернулась к Ричарду, он уже серьезным взглядом смотрел на меня в упор.

— И вправду легче было бы тебя прикончить, — вдруг произнес он.

— Ты умеешь мотивировать, — еле заметно ухмыльнулась я. — Теперь я еще больше буду стараться выздороветь.

Мы измерили температуру — тридцать семь и пять, что считалось относительно положительным результатом. За ужином я узнала, что Ричард продлил мой давно закончившийся больничный, умудрившись закрыть дни, которые я должна была провести на работе.

— Как? — единственный вопрос, который меня мучал после услышанного.

— Я обаятельный?

— Нет.

— Тогда при помощи своего острого ума.

— Он у тебя острый? — не отступала я.

— Ты его не трогала, так что не можешь судить, острый он или плоский. Верь на слово.