Узник Двенадцати провинций

Старуха не умела читать, и я убедил ее, что все эти рисунки скрывают тайный код, что сам я гонец, что все это дело государственной важности и, разумеется, должно остаться между нами.

Я спросил ее, далеко ли до моря. По каналам и напрямик через поля путь был слишком долгий. Если же по реке, то придется ждать, когда она окончательно схватится льдом, потому что судам в ее течении не пройти, а на коньках по льду у берегов еще опасно. На лице ее явственно отразилось сомнение, когда я сказал, что пришел из Антвалса. На ее взгляд, было невозможно покрыть такое расстояние на коньках в столь короткий срок, тем более затемно. Она мне больше не верила. Да и слишком молодым я ей показался при дневном свете, чтобы сопровождать тайные послания. И слишком бедным, чтобы мне доверили манускрипт, стоивший, наверно, больше ее дома. И почему со мной эта слепая птица? Так и ждешь, что она вот-вот заговорит. Уж не колдун ли я?

Я поблагодарил хозяйку за гостеприимство, поспешно собрал страницы книги, сунул их в котомку и ушел, провожаемый ее неодобрительным взглядом и ворчанием пса. Небо было низкое, грязно-серое. Я не вернулся к реке, по ней все равно было далеко не уйти, и продолжил движение по каналу, лесистый свод над которым напоминал мне низины родной Бретани. Это было ошибкой. Чуть подальше показалась деревня. Прямо передо мной высился обросший сосульками шлюз. У дверей стояли два таможенника. Они как будто ждали меня и закричали, требуя подойти. Я развернулся и бросился в противоположную сторону. Услышал выстрел, свист у самого уха. Крак! Полетели щепки. Пуля из мушкета вонзилась в ствол в двух метрах от меня. Еще не смолкло эхо, как грянул второй выстрел, такой же раскатистый, как первый. Он был потише, но дыхание у меня перехватило, и я упал ничком на лед.

Лежа щекой на ледяной корке, я пытался прийти в себя. Даер скакал вокруг, клевал мне нос и уши. Он был прав, я и сам знал, что спать нельзя, если я не хочу замерзнуть насмерть и лишиться половины лица, но я не мог шевельнуться, тело будто налилось свинцом, а малая толика воздуха, которую я вдыхал, как ножом резала бронхи. По спине текло что-то горячее. Скрежетнули, приближаясь, коньки таможенников. Они подхватили меня под руки и куда-то понесли.

С меня сняли все до исподнего и надели длинную рубаху. Я лежал на откидной койке в голой комнате, где ничего не было, кроме большого стола и фаянсовой печки. Меня лихорадило, я весь трясся под шерстяным одеялом, спина была туго перебинтована, а на лопатке топорщился валик корпии.

Вошел бургомистр, чтобы лично допросить меня. Это был славный малый, неспособный принимать решения и озадаченный при виде растерзанной книги, листы которой были разложены на столе. Он не понимал, вор я, или ученый, или то и другое, но предпочел не рисковать и подержать меня под замком несколько дней, пока не удастся выяснить больше. Врача ко мне не приглашали, только его придурковатая служанка меняла мне корпию и приносила поесть. Она входила, хихикая, ставила еду на стол, снимала с меня бинты, едва не сдирая кожу со спины, накладывала новую повязку и, так же хихикая, уходила. Это было единственным моим развлечением за день. Боли в спине не давали мне продыха. Я не мог ни уснуть, ни подняться, ни найти позу, в которой их можно было бы терпеть.

Однажды утром девица открыла дверь, по своему обыкновению хихикая, но не одна, а с пибилом. Надо сказать, что Даер имел особое влияние на недалеких умом: казалось, он указывал ей путь по комнате с высоты ее чепца. Он раскланялся, приветственно поворковал фальцетом, запрокинув головку, и прыгнул ко мне на плечо, обдав лицо своим зловонным дыханием. Не знаю, где он был все это время, но кто-то явно снабжал его можжевеловой, а судя по тому, как он привязался к новой подруге, она, вероятно, имела доступ к запасам хозяина. Покончив с приветствиями, он обследовал мою спину осторожными касаниями. Его диагноз на кухонной латыни гласил, что лопатка задета, но цела, рана nondum gravissima[6], пуля – из карабина, уточнил он, диаметром меньше пуль из мушкета, – очевидно, была на излете и, заторможенная котомкой и находящимися в ней pagina d’al atlas anatomica merveillossa[7], вошла между двумя ребрами и лопаткой, откуда извлечь ее невозможно. Осмотр донельзя впечатлил девицу, и она захихикала еще пуще, а Даер приосанился и присел в реверансе.

Дней через восемь или десять после ареста таможенники вернули мне одежду. Они получили приказ препроводить меня в Антвалс. Их отнюдь не радовала перспектива проделать такой долгий путь в трескучий мороз. Тот, что повыше, жалел, что не прикончил меня на месте. Вдобавок к собственному скарбу ему пришлось нести в своем вещмешке худо-бедно переплетенный анатомический атлас, годный, по его словам, разве что на растопку.