Узница гаргульи

– Ты оглох? Не хочу, чтобы Грейс сейчас была здесь. Если передумаю, то приду за ней.

Раману молчит так долго, что мое любопытство и раздражение берут верх над здравым смыслом и вынуждают повернуться к нему. Кажется, он изучает меня своими глазами-рогами.

– Ты любишь ее. – В его голосе даже нет издевки. – Тогда почему отсылаешь прочь?

Мы не друзья. Никогда ими не будем. Но в этот миг я отвечаю Раману честно, хотя с трудом могу быть честен с самим собой.

– Отсылаю именно потому, что люблю. Не знаю, есть ли у нас будущее. Но пока мне нужно время и возможность все обдумать. Я не хочу ранить ее, пока мне больно.

– Понятно. – Он кивает. – Отлично. Кода придешь за ней, предупреди.

Он не сомневается, что я приду за Грейс. Не знаю, радоваться мне или огорчаться. Но он прав, так ведь? Я не вижу выхода, но и ситуация из ряда вон. Выход должен быть. Просто я пока не могу ясно мыслить из-за боли, пронзившей сердце.

Ее мать.

Призрак из моих ночных кошмаров, который убил мою семью и нанес мне столько душевных травм, – это женщина, что родила Грейс. Мать, обучившая ее всему, что она знает. Та, кого Грейс любила так сильно, что ради ее поисков готова была отдать семь лет своей жизни и переселиться в мир монстров, на которых ее семья охотилась веками. Это не укладывается в голове. И я не знаю, как с этим жить.

Клянусь, я понял, что Раману забрал Грейс из замка. Между нами большое расстояние и каменные стены, почувствовать ее исчезновение должно быть невозможно, но я почувствовал. Уверен в этом. Не знаю, не совершаю ли я ошибку. Вообще ничего не понимаю.

* * *

Проходит несколько дней. О чем бы я ни думал, в итоге прихожу к одному: мы с Грейс были обречены с самого начала. Какими бы ни были наши чувства, обстоятельства непреодолимы. Черт подери, это больно. Еще один шрам на сердце. Но кажется, я буду тосковать по Грейс до конца своей жизни.

Через неделю в дверь моего кабинета постучали. Я знаю, кто стоит по ту сторону. В этом мире есть только одна персона, чья энергия всегда окрашена насыщенным, травянисто-зеленым цветом гордости. Это всегда страшно раздражает, а в сложившейся ситуации особенно.

– Входи. – Пожалуй, пора со всем покончить.

Азазель проходит в кабинет и оглядывается. Он выглядит здесь так же неуместно, как ведьма в воде, но, похоже, его это нисколько не беспокоит.

– Подумал, нам стоит поговорить.

– О, так мы разговариваем? Я думал, ты просто пришел, чтобы постоять тут и утаить от меня еще какую-нибудь важную информацию.

Демон улыбается, но не потому, что счел мой сарказм смешным.

– Начинаешь говорить, как она.

Она. Грейс. Мне хочется рявкнуть, чтобы он не смел упоминать о ней, но именно за этим он и явился.

– Ты должен был рассказать.

– Я знаю. – Он указывает на стул напротив моего стола. – Можно присесть?

Я мог бы просто послать его, но какой смысл? Так или иначе нам нужно поговорить.

– Садись.

Изучаю его взглядом, пока он садится. Даже здесь, в кабинете того, кто может оказаться ему врагом, Азазель предельно расслаблен. Он знает свое место в мире. Невольно чувствую вспышку зависти. Зато утешает мысль, что он не может прочесть мою энергию, как Раману.

Силы Азазеля кроются в другом.

– Я заключил сделку с Барбарой Йегер по своим причинам, но, честное слово, не думал, что она сотворит такое с твоей семьей. Она согласилась быть спутницей твоего отца. У меня не было причин сомневаться в ее искренности. Оглядываясь назад, понимаю, что стоило расспросить ее получше о причинах, но я тогда только занял трон и отчаянно нуждался в союзниках. Я не оправдываю свою небрежность. Просто объясняю, как так вышло.

– Я в курсе. – Как бы мне ни хотелось винить во всем Азазеля, все его действия, как предводителя своих земель, доказывают: он справедливый и великодушный лидер, стремящийся к миру.

Он так долго молчит, что становится неловко.

– Грейс не ее мать. Она согласилась заплатить семью годами своей жизни, чтобы получить ответы и помочь тем, кого едва знала. Я приглядывал за ней после того, что произошло с Барбарой. Наверное, чувствовал себя виноватым за то, что лишил ее матери. Грейс жесткая, но вместе с тем справедлива и добра к тем, кто слабее ее.

– Ты не сказал мне ничего нового. Я понял, какая она, после нашего первого откровенного разговора, и мнения своего не изменил.

Он прищуривается.

– Если так, почему она живет в моем доме, а не в твоем?

Во мне вскипают разочарование и злость, горячие и липкие.

– Ты понимаешь, что ее мать убила мою семью? Я все еще пытаюсь, как с этим жить. Мой народ пытаться не станет. Что, по-твоему, произойдет, если они поймут, что женщина рядом со мной, в моей постели – дочь той, что наложила так называемое проклятие, в которое они так упорно верят?

– Так докажи, что они ошибаются.

Я хлопаю глазами.

– Что ты сказал?