В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

Улыбка уст, лица движенье,

Дыханье, взгляд -- все песня в ней26.

Из одного места в письме Жуковского к другу ближе и точнее можно

узнать, какими удовольствиями пользовался он во время пребывания своего за

границей. "Самая лучшая эпоха жизни моей после разлуки с вами27 (говорит он)

есть 1821 год. Я постранствовал по Европе: провел веселые полгода в Берлине;

потом видел часть Германии, прелестный Дрезден с его живописными

окрестностями; обошел пешком Швейцарию; прошел через Сен-Готар в Италию;

был в Милане; плавал по Lago Maggiore; любовался Боромейскими островами;

через Симплон и Валлис прошел к подошве; видел великолепие и прелесть

природы на берегах восхитительных швейцарских озер; плавал по Рейну;

любовался его великолепным водопадом, его замками, его богатыми

виноградниками -- и все это оставило на душе то волнение, какое оставляет

быстрый сон, исчезающий в минуту удовлетворения. Не описываю вам

подробностей -- может быть, вы будете иметь их печатные. Путешествие сделало

меня и рисовщиком: я нарисовал au trait {контуром (фр.).} около 80 видов,

которые сам выгравировал также au trait. Чтобы дать вам понятие о моем

искусстве, посылаю мои гравюры павловских видов. Также будут сделаны и

швейцарские; только при них будет описание".

XIII

По возвращении в Петербург Жуковский поселился ближе к Аничкину

дворцу, сперва в Итальянской улице, где ныне Михайловская площадь, а потом на

Невском, прямо против дворца28. Там и здесь собственные комнаты его были в

квартире семейства А. Ф. Воейкова, который в 1820 году перешел на службу

сюда, оставив дерптскую кафедру. В это время у Жуковского не было

определенного дня, в который бы собирались к нему друзья его. Зато он каждый

день видел многих из них, навещавших его. Свободные вечера проводимы были

по большей части у Карамзина, где, как в центре умственной деятельности,

соединялись тогда представители высшей образованности и вкуса. В первом году

по прибытии из-за границы Жуковский отдельно издал поэму "Шильонский

узник", приготовляя уже к печатанию все стихотворения свои третьим изданием,

которое и явилось 1824 года.

Посреди вседневных трудов своих, педагогических и литературных, он

еще принужден был в этот период жизни бороться с напором тягчайших

сердечных испытаний. В 1823 году суждено ему было видеть друга своего, поэта

Батюшкова, в болезненном расстройстве души. Жуковский был готов на все

решиться, чтобы лично содействовать избавлению страждущего от ужасного его

положения. Нельзя представить ничего трогательнее слов Жуковского, которые

сохранились в одном его письме в Николаев29 во время пребывания Батюшкова в

Симферополе. "Хочу поручить вашему нежному попечению друга (писал он),

которому друг и вы заочно, ибо знаете его душу. Говорю о нашем поэте

Батюшкове. Он теперь находится в Симферополе. Не смею назвать его болезни

помешательством: этого слова не хочется ни произносить, ни писать. Но его

болезнь похожа на помешательство. Он сделался дик, отчуждился от всех друзей:

подозрение овладело его душою; он уверен, что его окружают какие-то тайные

враги, хотят лишить его чести и очернить пред правительством. Теперь слышу,

что еще новое к этой мысли присоединилось: желание смерти. Болезнь такого

рода, что требует нежной, осторожной и терпеливой попечительности. Но он один

в Симферополе; об нем заботится находящийся там доктор Мюльгаузен, и сам

губернатор П. знает о нем и хлопочет. Отсюда скоро поедет к нему родственник

Ш. Подумайте, не можете ли вы что-нибудь сделать? Ему нужны осторожные

попечения. Болезнь нравственная -- более, нежели физическая. Не можете ли вы

съездить в Симферополь, когда будет там Ш.? На месте легче знаешь, что нужнее

всего сделать. Увидите сами и можете решиться, чем принести пользу

гибнувшему. Напишите в Симферополь (по получении этого письма) хотя к

самому П., чтоб он уведомил вас, тут ли Ш., и съездите туда сами, если можно.

Надобно или вытащить Батюшкова из Крыма, или вверить его надежному

попечению. Вероятно, что вы получите это письмо тогда уже, когда Ш. или кто

иной из родных будут уже с ним. Вам стоит только прямо списаться с П. Прошу

вас уведомить меня, на что вы решитесь".

Сильнейшее испытание тогда же потрясло душу нашего поэта. Старшая

дочь К. А. Протасовой, М. А. Мойер, скончалась в Дерпте. Со времени

переселения своего в Петербург Жуковский там видел как бы новое для себя

Мишенское. Ежегодно ездил он туда на поэтический отдых среди родных, столь

милых его сердцу. Умершая была между ними существом незаменимым. Кто знал

всю цену души ее, тот, верно, применит к этому идеальному созданию

восхитительные стихи Жуковского, как бы в предчувствии теперешнего события

за семь лет им написанные:

Не узнавай, куда я путь склонила,

В какой предел из мира перешла...

О друг, я все земное совершила:

Я на земле любила и жила.

Нашла ли их, сбылись ли ожиданья?

Без страха верь; обмана сердцу нет;

Сбылося все; я в стороне свиданья,

Я знаю здесь, сколь ваш прекрасен свет.

Друг! на земле великое не тщетно!

Будь тверд, а здесь тебе не изменят;

О милый, здесь не будет безответно

Ничто, ничто: ни мысль, ни вздох, ни взгляд30.