В ад с чистой совестью

Я взяла бокал и быстро выпила терпкую жидкость. Сейчас мне было стыдно за свое поведение. С чего я вообще взяла, что он флиртовал с Вероникой? Стояли мирно разговаривали. В конце концов, ничего удивительного, что они знакомы, в поселке, наверное, все знают друг друга. Устроила настоящую сцену ревности. Конечно же он догадался, почему я так взбесилась.

— Пойду, приготовлю тебе что-нибудь поесть…

— Не надо, — я удержала Германа за руку. — Все равно нет аппетита. Посиди еще немного.

Он перехватил мою руку и погладил большим пальцем ладонь.

— Ты — ходячее противоречие, а еще недоразумение, — Герман улыбнулся по-мальчишечьи озорно. — Никогда раньше не встречал таких девушек.

— А каких встречал? В смысле… я хотела спросить… у тебя были когда-нибудь девушки?

Я хотела спросить, есть ли у него девушка, но перефразировала вопрос в самый последний момент. С другой стороны, скорее всего девушки у него нет, иначе, зачем приглашать меня куда-то?

— Таких, как ты нет, — Герман продолжал улыбаться, разглядывая меня. — Кладоискательница, — он почти смеялся.

Из услышанного я выцепила единственную мысль — он что, считает меня своей девушкой? Это было так неожиданно и приятно. Особенно учитывая, что опыт общения с мужчинами у меня практически сводился к общению с отцом.

— Так обидно валяться тут с температурой, пока у тебя отпуск!

Это какой-то закон подлости! Мне так хочется проводить с ним больше времени, а получается, что провожу я его в основном в постели.

— Успеем еще нагуляться. Вот поправишься, и сразу начнем. Впереди еще две недели…

А потом? Что будет потом? Я как-то не задумывалась об этом раньше. А теперь отчетливо поняла, что влюбилась в Германа по-настоящему. Все, что было раньше в моей жизни, не шло ни в какое сравнение с тем чувством, что я испытывала к нему. А ведь настанет время, когда мне нужно будет уезжать. Что же тогда?..

В безотчетном порыве я вцепилась в руку Германа, словно чтобы удержать его. Как же я буду жить без него?! И как я смогу не видеть его такого родного лица рядом?

— Что случилось? Ты выглядишь испуганной.

Герман наклонился, чтобы поправить мою подушку, а я чуть не поцеловала его, вовремя сообразив, что не хватало еще заразить его. Сама испугалась своего порыва. Откуда-то пришла мысль, что нужно что-то делать с влюбленностью, что ни к чему хорошему это не приведет. И эта же мысль жутко напугала, потому что я резко осознала, что ничего сделать не смогу, разве что влюбиться еще сильнее.

— Софья, — позвал Герман. — У тебя что-то болит?

— Все нормально, — с трудом заставила себя ответить, сдерживая подступающие слезы. — Просто надоело болеть.

Герман наклонился и прижался губами к моему лбу. И снова я пожалела, что это не поцелуй, а стандартный способ проверить, не начала ли спадать температура.

— Вроде падает… Мне кажется, или лоб действительно повлажнел? — рассуждал Герман, не замечая, как я надеялась, моего состояния.

Что там лоб? Повлажнел! Вот сердце мое просто тонет в слезах. А я даже рассказать об этом не могу никому.

— Я, наверное, пойду?..

Герман смотрел на меня неуверенно. Я задумалась, чем вызвана неуверенность — нежеланием уходить или, наоборот, нежеланием оставаться? Наверное, лучше чтобы он ушел. Тогда я смогу выплакать свое горе в подушку.

— Зайду позже…

Привет подушка! Но плакать я не стала. Вместо этого подумала о Владимире. Ведь он же где-то тут? Или нет? Если да, то, значит, видит все, что со мной происходит, и тихо злорадствует. Потом еще и издеваться будет. Пусть только попробует! Я тоже молчать не стану, выскажу все, что думаю о нем и его умении любить. Буду категорична, как это делает обычно он. Если он не в состоянии щадить чувства живого человека, то какое мне дело до столетнего призрака?

Как ни странно, искусственно подогретое раздражение притупило грусть, и я даже смогла спокойно уснуть.

* * *

Проболела я еще ровно два дня, в течение которых не выходила из дома. Так вела себя, не потому что чувствовала сильное недомогание или проявляла благоразумие, чтобы опять не случился обморок. Отнюдь! Из дома мне запрещал выходить Герман, сказал, что нужно дать организму окрепнуть, прежде чем предпринимать длительные прогулки под солнцем. Два раза в день приходил и следил, чтобы я нормально питалась. Иногда приносил что-то из того, что готовила его мама, в другое время хозяйничал на моей кухне, не разрешая ему помогать.

Микстура тети Веры творила чудеса — за два дня кашель практически прошел. Температура тоже не поднималась. Честно говоря, я истомилась в четырех стенах. Работать тоже не могла из-за постоянных мыслей о Германе, который все эти дни вел себя до противного безупречно, даже не пытался до меня дотронуться, хотя я только об этом и мечтала.

Одно хорошо — Владимир не показывался, чтобы потащить меня на очередное расследование. Видно, тоже решил, что для этого я должна быть абсолютно здорова.

Наконец, я не выдержала и взбунтовалась. С раннего утра привела себя в порядок и приготовилась выйти из дома. Осталось дождаться Германа, чтобы заявить ему о самопроизвольном освобождении из-под домашнего ареста.