В аду цветы расти не должны (СИ)

Спустя время, когда семья, фамилия потребовали его участия в делах мафии, он решил совсем отказаться от связи с ней. Так ему спокойней, так она в безопасности. Он остался в Японии, переехав из их общей квартиры в особняк на окраине Токио, а вот Мэй решила уехать на время в США, в Колорадо, к матери. А потом он и вовсе потерял ее след.

Теперь ему даже не верится: она здесь, перед ним, она узнала его, вспомнила имя, лицо, но от прошлой Мэй и следа нет. В ее глазах, глубоко внутри, осела боль. Эта боль (к сожалению ли?) не от тоски по нему. Он чувствует, что это что-то стороннее, личное, теперь уже не связанное с его собственной судьбой.

— Столько лет прошло, — раздаётся ее тихий, спокойный голос.

— Пять лет с тех пор, как мы виделись последний раз.

Он отводит взгляд, часто моргает, а потом хмурится.

— Нам стоит поговорить, — рукой указывает на чёрный, бронированный внедорожник.

Мэй кивает, принимая приглашение. Она чувствует: им предстоит долгий и трудный разговор.

***

В тишине раздаётся звон колокольчиков, висящих над дверью. А небольшой магазинчик заполняется такими разными запахами: мужской парфюм; осенний ветер, порывом ворвавшийся внутрь; и свежесрезанные стебельки. Бель, сосредоточенно выполнявшая работу, вдруг остановилась, узнав стоящего перед ней человека.

— Здравствуйте, Чимин.

Откладывает розовые георгины в сторону и одаривает собеседника улыбкой.

— Здравствуйте, Бель. Давно не заходил к Вам.

— Пришли за чем-то конкретным? — отряхнув рабочий фартук темно-синего цвета, произнесла она.

— Думаю, нет, — голос звучит медленно, буквально обволакивая теплотой и спокойствием, — Я слишком одинок, чтобы дарить кому-то цветы.

Бель замечает улыбку.

Он удивителен: как можно произносить такие грустные слова с улыбкой на лице? Разве это не печально?

— И все же… Я бы хотел узнать: какие Ваши любимые цветы?

— Угадайте, — пожимает она плечами.

Чимин будто сканирует ее взглядом, осматривает с головы до ног, отчего Бель изрядно смущается.

— Розы слишком просты для Вас, пионы банальны, а хрупкие тюльпаны вряд ли выдержат Ваш сильный характер.

— Почему же? — вскидывает брови от удивления.

— Я вижу в Ваших глазах силу, что способна сломить и подмять под себя, кого угодно, — прерывается, оглядываясь по сторонам, — Поэтому… Быть может, лилии?

Бель приоткрывает рот, заметив его взгляд на вазочке с этими цветами.

— Они сильны, но нежны и притягательны одновременно. Стебли не хрупкие, а листья с острыми кончиками как бы намекают о непростом характере. Аромат их сводит с ума. Чистота, которой они обладают, вызывает лишь желание восхищаться ими. Это все, что я думаю и о них, и о Вас. Скажите, я прав?

Она медленно кивает. Чимин ухмыляется.

«Но смогут ли эти цветы выжить в «урагане» противных, отрицательных чувств?» — добавляет про себя.

— Вы угадали. Невероятно.

— А вот я, кажется, буду ассоциироваться с печальными гортензиями.

— Печальными? Я не считаю Вас печальным. Скорее сильным.

— Я был сильным, когда верил в три незыблемые вещи: в семью, в дружбу и в любовь. Теперь я слаб, не имея ничего. Семья так и не смогла стать семьей, дружба ранила, так что сердце разбилось, а любовь… — он направил взгляд в ее ореховые глаза, — А любовь вихрем ворвалась, а затем ушла, забрав с собой все: и разбитое, и цельное; и хорошее, и плохое.

— Семью не выбирают, — после недолгого молчания заговорила Бель, — Любовь, увы, не вернуть. Простите… Но дружба? Ведь у дружбы всегда есть шанс.

— Вы совсем не знаете моего друга, — смеётся вдруг Чимин, — Давайте я расскажу Вам одну историю.

Бель кивает, а потом, усевшись в кресло, наблюдает за занявшим другое кресло, напротив неё, мужчиной.

— Мы дружили с давних времен. Я уж и не помню нашего знакомства. К сожалению, мы росли в мире, где не было свободы действий, выбора или силы слова. Мы были партнерами, друзьями, братьями, так что я мог называть его семьей. Однако это была жалкая иллюзия. Оказалось, что я верил во что-то несуществующее. Я был предан, использован для личной выгоды и выброшен прочь. В тот день мы исполняли поручение, особое задание. Когда оно было выполнено, меня вышвырнули из «системы». Теперь я был не нужен. И мог бы закрыть глаза на это предательство, но осознание того, что я «стоил денег», грязных денег, убивало.

Он замолк, переводя дыхание. Бель подумала, что тот продолжит рассказ, но Чимин только молчал.

— Вы простили его?

— Пока нет, — бросил он быстро.

— Пока?

— Я успокоюсь, когда правда, вся правда раскроется. Когда его истинное лицо станет для всех, в особенности для его семьи, ужасным открытием. Тогда и мне будет лучше. Это станет своеобразной платой.

— Но ведь Вы любите его…

— Люблю, — кивает он, — И я выбрал самый простой путь мести. Это даже не месть, скорее торжество справедливости.

— Порой справедливость стоит прятать под тонной лжи, — вздохнула девушка, сглотнув ком в горле. Эта история скорее напугала ее.

— Бель, только так находят свободу. Только так.

***