Джозеф сошел с поезда под утро и решил пойти пешком, хотя расстояние было немалое, около двух миль. Он шел вдоль Кеннетского канала, вспоминая матч, думая о Дугласе, рассматривая лебедей — бедняги все в бензиновых пятнах из-за этих прогулочных катеров.
Все время вдоль канала, до самой Темзы, там, где газовый завод, шел и улыбался. Нелепо все, как карикатура: этот бар у самого завода, посетители, которые все еще воротят нос, курят «Парк Драйв», попивают, считают, что нужен отдельный бар для женщин, а летом ездят в Брайтон. Какой все-таки был финал! Англичане молодцы, хорошо играли, особенно в дополнительное время.
Чудесное утро. И эти крошечные палисадники — сколько цветов! Розы растут буквально на пятачке. Он остановился и потянул к себе один цветок, огромную желтую розу, всю еще с каплями росы.
У входа в бар задержался и взглянул, как всегда, на вывеску: «Владелец Джозеф Таллентайр: пиво, вино, виски, табак». Как же его назовет Дуглас в своей книге?
Прежде чем войти, он немного помечтал: скопит денег и купит дом для них с Бетти, простенький, но зато свой. Так они и будут поживать, он будет работать в саду, она убирать комнаты, станут наезжать внуки, будут качели на лужайке, иногда удастся выпить с сыновьями, посидеть, поговорить о том, о сем. Он изо всех сил старался убедить себя, что именно это им с Бетти и нужно.
Но он просто забылся. Тут его ждала жизнь, и нужно было снова жить. Оставалось только работать и ждать, и ничего другого. А ведь человеку необходимо, чтобы его любили, чтобы в нем нуждались. Но то и другое казалось таким далеким в это тихое, ласковое утро.
Ничего не подозревая, Джозеф подошел к двери, остановился под собственным именем на вывеске, вытащил сигарету, как будто оружие для обороны. Уже тридцать штук в день, надо бы умерить. Он в неделю тратит на сигареты больше, чем отец в его годы зарабатывал, гораздо больше; а Дугласу ничего не стоит ровно столько же истратить на пустяки за один вечер.
Глубоко вдохнув, он вошел в дом.