В арбузном сахаре. Рыбалка в Америке

Об этом нет ни слова в «Трактате о рыбной ловле посредством удилища» из «Откровений святого Альбанса», изданных в 1496 году. Ни слова в «Советах по ловле рыбы в Меловом ручье» Г. С. Катклиффа, изданной в 1910-м. Ни слова в «Правда дальше, чем рыба» Беатрис Кук, изданной в 1955-м. Ни слова в «Северных мемуарах» Ричарда Фрэнка, изданных в 1694-м. Ни слова в «Я иду ловить рыбу» У. С. Прайма, изданной в 1873-м. Ни слова в «Наживке для ловли форели» Джима Куика, изданной в 1957-м. Ни слова в «Некоторых опытах, относящихся к рыбам и фруктам» Джона Тавернера, изданных в 1600-м. Ни слова в «Река никогда не спит» Родерика Л. Хай Брауна, изданной в 1946-м. Ни слова в «Пока рыба не разлучит нас» Беатрис Кук, изданной в 1949-м. Ни слова в «Рыбаке с точки зрения форели» полковника Э. У. Хардинга, изданной в 1931-м. Ни слова в «Исследованиях Мелового ручья» Чарльза Кинсли, изданных в 1859-м. Ни слова в «Форельном сумасшествии» Роберта Трэйвера, изданном в 1960-м.

Об этом ни слова в «Солнечном свете и сухой наживке» Дж. У. Данна, изданной в 1924 году. Ни слова в «Просто рыбалке» Рэя Бергмана, изданной в 1932-м. Ни слова в «Искусстве ловушек для рыб» Эрнста Дж. Шуберта-младшего, изданном в 1955-м. Ни слова в «Искусстве ловли рыбы в быстрой реке» Г. С. Катклиффа, изданной в 1863-м. Ни слова в «Старой наживке в новой одежде» К. Э. Уолкера, изданной в 1898-м. Ни слова в «Весне рыболова» Родерика Л. Хай-Брауна, изданной в 1951 году. Ни слова в «Специальных удочках для ловли гольца» Чарльза Брэдфорта, изданной в 1916 году. Ни слова в книге «Женщина и рыбалка» Чейзи Фаррингтон, изданной в 1951 году. Ни слова в «Рассказах рыбаков новозеландского Эль-Дорадо» Зэйна Грэя, изданной в 1926-м. Ни слова в «Энциклопедии рыболова» Дж. С. Бэйнбриджа, изданной в 1816 году.

Нигде ни слова о том, что форель может умереть от глотка портвейна.

К описанию Верховного Палача: Мы встали затемно. С чем-то вроде улыбки на лице он вошел в кухню, и мы сели завтракать.

Жареная картошка, яичница и кофе.

– Привет, поганец, – сказал он. – Дай соль.

Удочки еще с вечера лежали в машине, мы сели и сразу поехали. С первыми лучами солнца мы оказались на ведущей в горы дороге, и двигались навстречу рассвету.

Лучи скользили по деревьям и напоминали витрину странного неторопливого магазина.

– Симпатичная попалась вчера девчонка, – сказал он.

– Ага, – ответил я, – тебе повезло.

– Дают – бери, – сказал он.

Совиный ручей был небольшим, всего несколько миль длиной, но в нем водилась хорошая форель. Мы вышли из машины и спустились на четверть мили к ручью. Я размотал удочку. Он достал из кармана пинту портвейна:

– Будешь?

– Нет, спасибо, – сказал я.

Он как следует приложился к бутылке, помотал головой из стороны в сторону и сказал:

– Знаешь, что мне напоминает этот ручей?

– Нет, – ответил я, цепляя на крючок желтую и серую наживку.

– Евангелинину вагину – мечту моего детства и покровительницу юности.

– Мило, – сказал я.

– Лонгфелло[18] был Генри Миллером моего детства, – сказал он.

– Это хорошо, – сказал я.

Я забросил удочку в небольшую заводь, по краям которой вертелись водовороты еловых иголок. Они мерно описывали круг за кругом. И не имело никакого значения, что когда-то эти иголки висели на деревьях. В заводи они смотрелись вполне естественно и чувствовали себя так, словно выросли на ее водных ветвях.

После третьего броска я подцепил хорошую рыбу, но она сорвалась.

– Мама родная, – сказал он. – Давай я покараулю твою рыбу. Картину украли и нашли у соседей.

Я забрасывал удочку, продвигаясь вверх по течению все ближе и ближе к узкой лестнице каньона. Потом встал на ступеньку так, словно вошел в магазин. В отделе забытых вещей я поймал трех форелей. Он так до сих пор и не размотал свою удочку. Только ходил за мной, сосал портвейн и тыкал палкой в белый свет.

– Отличный ручей, – говорил он. – Напоминает евангелинин слуховой аппарат.

Мы добрались до большой заводи, образовавшейся там, где ручей врывался в секцию детских игрушек. У края прилавка вода походила на молоко, но к середине постепенно превращалась в зеркало, в котором отражалась тень большого дерева. Солнце к этому времени поднялось уже высоко над горами.

Я забросил удочку в молоко и стал смотреть, как поплавок плывет по ветке прямо к птице.

Оп-па!

Я подсек форель, и она запрыгала над водой.

– Жирафьи гонки в Килиманджаро! – заорал он и запрыгал синхронно с рыбой.

– Пчелиные гонки на Эвересте! – орал он.

У меня не было с собой сачка, так что я подвел форель к берегу и выбросил на песок.

На боку у нее была широкая красная полоса.

Отличная радужная форель.

– Красота, – сказал он.

Он поднял ее с земли, и рыба забилась у него в руках.

– Сломай ей хребет, – сказал я.

– У меня идея, – сказал он. – Облегчим перед смертью ее страдания. Надо дать рыбе выпить. – Он достал из кармана бутылку, открутил крышку и вылил хорошую порцию портвейна форели в рот.

Форель забилась в судорогах.

Тело ее дергалось, как телескоп во время землетрясения. Рот широко открывался и стучал, почти как человеческие зубы.