В бессердечном лесу

– Она украла мою душу, но сердце забрать не смогла. Теперь все кончено. Тебе больше не нужна моя защита. – Ее лицо меняется, в глазах снова загорается искра узнавания. Она поднимает руку и поглаживает щетину на моей щеке. – Когда мой мальчик успел стать мужчиной?

Я давлюсь слезами.

– Я рада, что увидела тебя напоследок.

– Я спасу тебя.

Ее лицо искажается от боли.

– Меня уже не спасти. Но кое-что я еще могу для тебя сделать.

– Мама…

Она прижимает ладони к моей груди, и я ахаю от вспышки боли, что свирепо вонзается в самую душу. Она пульсирует один раз, два, а затем исчезает. Я изумленно смотрю на маму.

– Что это было?!

– Последняя капля силы, чтобы защитить тебя от нее. Она никогда не заберет твою душу, как мою. – Мама целует меня в висок и вновь садится на корточки. – Моя душа ушла навеки, но сердце ей не принадлежит.

Внезапно она начинает царапать себе грудь, кричит от боли, когда ногти пронзают кожу и входят глубже. Перед глазами все алеет от крови.

– Мое сердце принадлежит тебе, – раздается будто издалека ее тоненький голос. – Авеле. Калону. Скажи ему… Оуэн, скажи ему, что я всегда буду гореть в его небе. Прощай, мой храбрый мальчик. Я всегда буду любить тебя.

Она издает пронзительный, нечеловеческий крик, а затем в пелене крови и дождя я вижу, что она сделала.

Мама вырвала собственное сердце. Оно лежит в ее руках, пока тело замирает на лесной подстилке.

Из горла рвется звериный рык. Я не понимаю. Она не могла умереть, не таким образом! Она не может лежать передо мной мертвая, с собственным сердцем в руках.

И все же…

Ее сердце обращается пеплом прямо у меня на глазах. Дождь смывает его вместе с кровью и грязью, пока я держу маму за руку.

Я чувствую себя чужаком в собственном теле. Слышу плач и крики, но едва осознаю, что издаю их сам.

Она не должна была умереть подобным образом. Не здесь. Она не должна была…

– Оуэн, отойди.

Меня берут под мышки узловатые пальцы, чьи-то руки поднимают на ноги. Я борюсь, сопротивляюсь, но их хватка не ослабевает.

Мамино тело тоже превращается в пепел.

Она полностью исчезла, ливень закопал ее под землю.

– Оуэн, пойдем.

Меня оттаскивают от берега реки и бессердечного дерева. Спустя какое-то время я перестаю сопротивляться, все силы покидают меня, и я чувствую себя совершенно пустым.

Тогда меня отпускают. Я падаю на землю, как сломанная игрушка.

И поднимаю взгляд на Серену.

Я последовала в лес за древесной сиреной.

Сиреной с фиалками в волосах.

Я набрасываюсь на нее.

Глава тридцать вторая. Серена

Я ловлю Оуэна за запястье.

Удерживаю его на расстоянии.

Он воет в дождливой ночи.

Извивается в моей хватке.

– ОТПУСТИ МЕНЯ!

Я отпускаю,

и он падает

в грязь.

Холодный дождь льет как из ведра. Лес впитывает его, корни закапываются глубже во влажную почву.

Оуэн содрогается на земле.

Плачет.

Я присаживаюсь рядом,

но ничего не могу сделать.

Он разбит,

и это я

виновата.

Не стоило

приводить его сюда.

Не стоило говорить,

что его мама жива.

А теперь…

– Оуэн…

– ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ! – кричит он.

Я отшатываюсь.

Где-то неподалеку ждет сестра, хочет увидеть, как я поступлю.

Для нее это все игра, его душа ничем не отличается от других.

Но это не так.

Это

не

так.

– Она уже была мертва, от нее оставалась лишь оболочка. Моя мать давно забрала ее душу, а когда твоя мама вырвала собственное сердце, у нее не осталось ничего, что бы поддерживало эту оболочку. Поэтому она растворилась. Но она уже была мертва.

Он резко подается ко мне, его глаза вспыхивают.

– Тебе ли не знать, да? Ведь это ты убила ее!

– Оуэн, пойдем со мной. Позволь мне отвести тебя домой к отцу и сестре. Ты должен согреться. Пожалуйста.

По щекам ручьями стекает дождь, кора быстро впитывает воду.

Раны на спине и царапины на лице обжигает болью.

Но это ничто по сравнению

с ненавистью в его глазах.

– Как ты могла проводить со мной все те ночи?! – кричит он. – Как ты могла, зная, что ты сделала с моей матерью? Как ты могла смотреть на звезды, танцевать со мной, целовать меня, КОГДА ТЫ ЗНАЛА, ЧТО СДЕЛАЛА?!

Он возится с чем-то на ремне и быстро встает на ноги.

В дожде сверкает металлическое лезвие.

Наставляет на меня нож,

его острие дрожит.

– Бессердечное дерево всегда должно быть связано с кем-то, кто будет направлять его силу на создание сфер, – говорю я. – Но люди долго не выдерживают, и время от времени мама отправляет меня или моих сестер за новым рабом – кем-то, чья душа достаточно сильна, чтобы продержаться дольше. Твоя мать была сильной, я таких еще не встречала. Поэтому, когда мама отправила меня за новой жертвой, я выбрала ее.

– Ты обманщица. Монстр! Демон из ада! Я не должен был верить твоей лжи!

– Я никогда не врала тебе, Оуэн Меррик. Я мамино создание. Ее монстр. Ее рабыня. И всегда ею была.

Слова

встают комом

из влажных листьев

в моем горле.

Я задыхаюсь.

По его лицу снова льются слезы.

– В том-то и дело, Серена. Ты не ее рабыня. Она не управляет тобой, у тебя есть свобода. Ты монстр только потому, что сама выбрала им стать.

Его слова рубят меня

как топор дерево.

– До встречи с тобой я не осознавала, что у меня есть выбор.