В бой идут «ночные ведьмы»

Женя Руднева, «звездочет», казалась самой хрупкой среди девушек, но во время обучения она словно очутилась в своей стихии: ей доставлял такое удовольствие полет, что она постоянно пребывала в эйфории. Ирина, ожидающая своей очереди на полет, смотрит на нее с удивлением. Женя говорит, захлебываясь: «Когда я первый раз в жизни десять минут провела в кабине пилота в воздухе… Это такое чувство, которое я не берусь описывать – все равно не сумею. Потом, на земле, мне показалось, будто бы я вновь родилась в этот день. А в следующий раз мы с инструктором сделали “бочку” – земля закачалась и вдруг очутилась у меня над головой! Подо мною было голубое небо и облака! И я подумала в это мгновение, что жидкость при вращении стакана из него не выливается… Мне иногда страшно становится – я ведь могла прожить жизнь и ни разу не ощутить этого чувства…»

Ирина восхищена. У нее, наоборот, как и у многих других девушек, проблема в том, что ей часто кажется, будто она не на высоте. Но она держит себя в руках и даже придумала, как бороться с мыслями о собственной несостоятельности: она пишет письма воображаемому другу, поверяя ему свои чувства и страхи. Она так его и называет: «Воображаемый друг». Поскольку в действительности его не существует, она может доверить ему все.

«Если вас интересуют эти письма, – говорит нам Ирина, – вы можете их посмотреть». Она хранит их в ящике письменного стола, некоторые из них опубликованы. Нет, адресатом был не Дмитрий. А впрочем, может быть, и он, только Ирина все равно не могла их ему отправить. Она не знала адреса его новой полевой почты. И вот она читает нам с Элеонорой одно из этих писем.

«Милый мой воображаемый, неизвестный друг!

Я уже писала тебе о том, как я попала в армию, в авиацию, в секретное подразделение М. Расковой. Я приняла единственно верное решение в те жестокие дни. Я уже не могла заниматься физикой, не хотела учиться в школе медсестер, я хотела на фронт, в гущу боя.

И вот мы в Энгельсе, занимаемся в штурманской группе. Спим на двухъярусных кроватях в Доме спорта. Рядом с моей кроватью – кровать Саши Макуниной, она аспирантка географического факультета. Но штурманом ей не быть – у нее высокое давление, она останется при штабе, а пока мы спим рядом, вместе ходим изучать морзянку и шепчемся перед сном "о жизни".

Ранним утром протираю глаза на своем втором этаже и слышу шепот: "А я сегодня маму во сне видела". И тихий вздох: "Везет людям!" И еще: "А я купила крем за одиннадцать рублей. Зачем? Хоть он мне будет напоминать, что я женщина…"»

Я смотрю на Ирину, держащую в руках письма к воображаемому другу, и спрашиваю себя: почему ей захотелось их показать? Слова в письмах такие наивные, не может быть, чтобы их написала эта пожилая женщина с решительным взглядом, что сидит сейчас напротив меня; их не могла написать и та строгая ученая, автор множества научных статей, чья фотография стоит на книжной полке. С некоторым опозданием я понимаю, что здесь нет и следа ностальгии – это, скорее, настойчивое желание объяснить нам, что в огненном аду Южного фронта сражались девушки, едва ли еще не девочки – они чувствовали себя одинокими и потерянными, но все равно настаивали на своем решительном выборе. Мы не должны этого забывать. Именно это делает их жизнь необычайной.

Мужская враждебность

Девушки взяли себе щенка, назвали Бобиком и по очереди гладят его и балуют. Бобик сопровождает их всюду: марширует вместе с ними, ходит в столовую и спать отправляется к ним в казарму. Он ласковый, послушный, но на дух не переносит особ мужского пола. Как только завидит приближающегося мужчину, тут же начинает лаять и угрожающе рычать. Так его научили.

В летном училище много инструкторов, пилотов, курсантов, офицеров, снабженцев – все это мужчины. Здесь есть курсанты, с которыми Ирина и ее подруги были знакомы по учебе в университете. Но девушки не выказывают им дружеского расположения. Наоборот, они демонстративно холодны и равнодушны.

В Энгельсе «девушки Расковой» (так их здесь называют) уже сумели убедиться во враждебном настрое своих товарищей-мужчин. Сначала недоброжелательность казалась им показной, вызванной лишь недоумением, что в таком, до недавнего времени чисто мужском, месте оказались женщины. Но вскоре в процессе учебы неприязнь стала проявляться нагляднее, иногда даже бурно.

Понятно, что девушки еще не вполне уверены в себе. Они и выглядят нелепо, и чувствуют себя неловко: на них мешковатая форма и сапоги сорок третьего размера, которые никто не потрудился заменить. Из-под беретов выбиваются плохо подстриженные волосы. Девушки стараются как могут, много учатся, но пока их усилий недостаточно: они не очень хорошо знают устав, армейскую иерархию, военный этикет и совершают одну ошибку за другой.