В бой идут «ночные ведьмы»

Долго или коротко, но обучение закончено. Восьмого февраля 1942 года сформирован 588-й ночной легкобомбардировочный авиационный полк. Каждую ночь на У-2 будут летать двести женщин, сбрасывая бомбы на немецкие позиции, – это пилоты и штурманы, а кроме них, но вместе с ними на земле будут работать вооруженцы, техники и механики. Все они – женщины. Среди пилотов, штурманов и технического персонала нет ни одного мужчины. И ни у одного мужчины они не попросят помощи. Такова их негласная договоренность.

Командиром полка назначена Евдокия Бершанская, о которой девушкам пока ничего не известно. «Будет ли она похожа на Марину?» – тихо спрашивает Наталья у своей подруги Ирины, когда им представляют Бершанскую. Наталья – отличный пилот, она дисциплинированна и строга к себе. К тому же она пишет стихи, которые очень нравятся ее подругам. Но самое главное – она крайне наблюдательна, ей удается «увидеть то, на что другие просто смотрят», как сама она однажды выразилась. Ирину удивляет, как ее подруге удается с ходу уловить настроение человека, его чувства, как она правильно оценивает характеры и ситуации. Нередко она ищет во взгляде Натальи подтверждение собственных мыслей, мнений и впечатлений, в которых она не вполне уверена. Глядя на Евдокию Бершанскую, Наталья понимает, что, несмотря на свой суровый вид, командир – человек отзывчивый и приветливый. «У нее застенчивая улыбка доброго человека», – шепчет она Ирине.

И она не ошиблась. Девушки вскоре узнают, что детство Евдокии опалило зарево Гражданской войны, что она рано потеряла мать, что с самой юности она, как и многие из них, жила в бедности и терпела лишения. А еще они узнают о ее страсти к небу. Уже десять лет она летает в гражданской авиации и имеет огромный опыт наставничества. Ей двадцать восемь, она немногим старше девушек, которыми теперь будет командовать. Ей тоже еще не довелось повоевать, что ж, они будут учиться искусству войны вместе.

Между девушками и их командиром быстро устанавливаются взаимопонимание и симпатия. Теперь они будут подчиняться ей, как раньше подчинялись Марине Расковой.

Когда Ирина говорит об отношениях между «ведьмами» и мужчинами, речь ее становится жестче. Прошло семьдесят пять лет с того дня, как они оказались в Энгельсе, но она никак не может забыть враждебность мужчин, она не считает это чем-то второстепенным в череде тех трудностей, с которыми им пришлось столкнуться в начале своего пути. Она снова и снова рассказывает о гордом ответе Марины Расковой начальнику гарнизона. Меня это удивляет. Я разговариваю с Героем Советского Союза, живым символом борьбы с фашизмом, и вдруг слышу от нее слова, которые отсылают меня к радикальному феминизму семидесятых годов. Ведь ее полк осуществил то (возможно, Ирина об этом не догадывается), на тему чего другие женщины будут теоретизировать и на что окажутся способны лишь сорок лет спустя, причем в гораздо менее трагичной ситуации: обособление от мужчин с целью найти самих себя. И чтобы лучше противостоять миру, который казался им враждебным.

Я уверена, что многие, прочитав эти слова, скажут, что я преувеличиваю. «Феминистки? В Советском Союзе? При Сталине? Ты ничего не перепутала? Наша культура – не то же, что ваша. Тогда шла война, до феминизма никому не было дела» – вот что мне скажут.

Ирина прерывает мои мысли. «Не выпить ли нам чайку?» – предлагает она.

Когда мы идем на кухню, манера речи Ирины обычно меняется. Пока мы сидим в ее комнате, она говорит, следуя установленному ею заранее порядку, и никогда не сбивается. А на кухне она предается воспоминаниям, которые спонтанно приходят ей в голову. Сидя на стуле между холодильником и столом, она предоставляет мне и Элеоноре возможность заняться чаем, а сама продолжает говорить. В эти минуты ее воспоминания порой делают неожиданные повороты, поэтому мне так нравятся наши чайные антракты. Однако сегодня мне хотелось бы продолжить разговор о периоде обособления, мне хочется узнать детали, чтобы ответить тем, кто мог бы поставить под сомнение опыт феминизма «ночных ведьм». Меня поразила та давняя злость Ирины, которую она испытывала в отношении мужчин в Энгельсе.

На кухне под чай с печеньем и шоколадом мы разговариваем о ее сыновьях: один – психолог, второй – физик. Оба уже нашли себя, состоялись в выбранных профессиях, и вдруг Ирина, как бы перехватив мои мысли, снова возвращается к тем первым месяцам в Энгельсе. «Однажды группа наших девушек встретила своих бывших однокурсников – студентов матмеха. Поддавшись порыву, они подбежали к ним, чтобы поздороваться и поболтать. Остальные девушки рассердились и сказали, что они нас позорят. Те заплакали и торжественно обещали подругам больше не разговаривать с мужчинами. Вот какие мы были: непримиримые и решительные».

Слезы