В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке.

Что было делать? Мой соученик по Консерватории, а теперь концертмейстер группы виолончелей в Симфоническом оркестре Далласа Юрий Аншелевич и его жена нашли для меня временную работу – заместить на время отъезда в Европу профессора техасского штатного Университета в Остине на один семестр – с Нового года. Фамилия профессора была Рабинович. Это был не «наш» Рабинович, а бельгиец. Он приехал в Нью-Йорк, встретился со мной и попросил ему поиграть. У скрипачей всё начинается обычно с Сонат и Партит Баха для скрипки соло. Я ему сыграл 1-ю Сонату соль минор и как только закончил Фугу (ту самую, которую в марте играл для Джино Кампионе, а потом и Рею Гневеку), мой потенциальный работодатель воскликнул: «Где ты так научился играть Фугу?» Я рассказал ему историю, как мне в конце 1949 года довелось присутствовать в квартире Абрама Ильича Ямполького в ожидании своего прослушивания и слышать занятия профессора над этой Фугой с Игорем Безродным. Вторым источником я назвал ему Хенрика Шеринга. Он, казалось, был очень взволнован. Потом попросил сыграть ему (всё это без фортепианного аккомпанемента!) одну часть Сонаты Бетховена № 7, пьесу Сарасате «Цыганские напевы», фрагменты из «Сюиты в старинном стиле» Шнитке, после чего он сказал: «Я не думал, что мне так повезёт и я встречу такого скрипача, как ты!. В общем так, приезжай в Остин на мастер-класс, как-нибудь совладаешь с английским, и дело сделано! Я очень рад с тобой познакомиться. Любые рекомендации от меня – куда угодно! Спасибо и до встречи в Остине!»

Я должен был прилететь в Остин в середине ноября. И в это время МЕТ объявляет об окончании забастовки! С одной стороны это было замечательной новостью, а с другой… С другой мне было очень обидно, что мне так и не удастся поработать в американском университете, о чём я втайне мечтал ещё в Москве. Но увы – «Мечты, мечты, где ваша слабость…»

Моя «слабость» была в том, что если бы я уже работал в Метрополитен-опера хотя бы лет пять, то мог бы организовать себе отпуск на полгода и даже на год. Но я только едва начал, и, конечно, никто не мог меня отпустить без потери всяких надежд на работу в МЕТе в будущем. Всё же я пришёл в офис к Маркусу, где он мне сказал следующее: «Я понимаю, что работа в Университете творчески интереснее работы в оркестре. Ты там сможешь играть сам, составить себе даже квартет. Но я не могу сохранить для тебя это место. Так что я тебе советую как отец – позвони в Остин и скажи всё честно – МЕТ открывается и тебя не отпускает персоннэл менеджер. В самом деле – у тебя семья, ты должен получать еженедельные чеки, а что ты будешь делать после твоей работы в Остине? Будешь всю жизнь кочевать из одного Университета в другой? Нет, это для тебя не годится. Итак: до встречи в следующий вторник на репетиции. Мы открываем сезон 2-й Симфонией Малера с Джимми (Левайном – А.Ш.). Не забудь! В 10.30 утра. Вторник. Удачи! (Good luck!)»

Мне пришлось, придя домой, тут же позвонить Рабиновичу в Остин и сообщить ему такую новость. Он был страшно расстроен, потому что уже был уверен в том, что сможет беззаботно уехать на полгода в Европу. Очень мне было неприятно его расстраивать, но выхода не было. Я ему объяснил ситуацию в МЕТ и передал слова Эйба Маркуса. Он, грустно согласился, что другого выхода у меня нет и пожелал успехов в моей новой американской жизни.

Репетиции 2-й Симфонии Малера для запоздавшего начала сезона начались 17 ноября. И только 9-го декабря состоялось открытие сезона с участием оркестра, хора и солистов. Это было второе самое радостное событие после моего дебюта в МЕТ в конце марта.

6. Оркестр МЕТ оперы. Дирижёр и солисты. Новые коллеги

Немного странным мне показался выбор для открытия сезона – Симфония Малера № 2, хотя и её название «Resurrection» – «Воскрешение» подходило к моменту открытия – снова возродился МЕТ после опасности быть закрытым на весь сезон, что уже случалось раньше.

Левайн репетировал это грандиозное сочинение очень тщательно. Он ничего не навязывал, он лишь делился своим видением мира малеровских образов. Совершенно незабываемой была работа над второй частью – «Лендлером». По замыслу автора, после смерти героя, то есть окончания первой части, должна быть сделана пауза в пять минут, после чего весь цикл – остальные четыре части исполнялись бы без перерыва (вся Симфония идёт примерно час пятнадцать минут). Вторая же часть рассказывала о самых прекрасных мгновениях жизни героя повествования. Левайн предупредил, что между первой и второй частью во время концерта будет перерыв, требуемый автором. Вторая часть увлекла всех, её исполняли с такой любовью и эмоциональной отдачей, что казалось все участники превратились в «соавторов» композитора. Это было прекрасно – «прожить» при каждом исполнении, даже на репетиции, эту гениальную музыку. Солистами в последней части были Джудит Блейген и Мэрелин Хорн – знаменитости не только американской, но и международной сцены.