В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке.

Бас Владимир Огновенко обладал природным звуком невероятной силы. Никак нельзя было назвать его голос некрасивым. Он от природы сильный, мощный, очень громкий, что большинство зрителей, вообще говоря любит во всех театрах мира. Пока Огновенко пел в скверной постановке «Войны и мира» Прокофьева, взятой «напрокат» МЕТом у Мариинской оперы, всё было более не менее в рамках обычного. Но когда ему поручили роль Великого инквизитора в «Дон Карлосе» Верди, картина совершенно изменилась.

Он пел громче всех, кого я когда-либо слышал на сценах МЕТ и Большого театра! Но вот вопрос – только ли в этом дело? Громкость его голоса никак не заменяла культуры фразировки, правильного распределения динамики в общем построении сцены, и наконец – культуры вокала. Отгремел он свою арию и… и не было на его спектаклях ни одного аплодисмента. Ни одного! Полное молчание зала. А ведь после этой Арии обычно возникала буря оваций – Верди построил её так, что правильно спетая, она не может не иметь большого успеха. Никто из зрителей не был и не мог быть настроен к нему лично как-то враждебно. Но все поняли абсолютное несоответствие определённого типа голоса и культуры исполняемой роли.

Точно то же самое происходило на спектаклях, в которых выступал тенор Владимир Богачёв. Вообще с самого начала было непонятно, как подобный певец мог попасть на эту прославленную сцену. В мои годы в Большом театре таких теноров не было и быть не могло: разболтанный и качающийся «верх» – верхние ноты; приличная «середина» и отсутствие нижних нот теноровой тесситуры в сочетании с общей истошной натугой создавали картину ущербности и неприемлемости подобных звуков на этой сцене. А ведь его ставили на такие роли, как Радамеса в «Аиде», Канио в «Паяцах»! Так же, как и в случае с Огновенко – после всемирно известной арии Канио не было ни одного хлопка. Не помню, чтобы кто-то кричал «Бу-у» (возможно это и имело место, но не в моём присутствии), что означает в Нью-Йорке полное неодобрение, то есть опять же никто лично к Богачёву ничего не имел, но его «пение» было недопустимым анти-феноменом на этой прославленной сцене.

Слова сопрано Виктории Лукьянец из её интервью, сказанные о молодых украинских певцах, могут быть полностью адресованы к ней самой и Галине Горчаковой: «Дело в том, что голоса у них хорошие, но что касается динамики голоса, нюансировки – это было не то исполнение, которое я слышу здесь». Если принять слово «здесь» за Метрополитен-опера, то они передавали ситуацию с их выступлениями совершенно точно.

Появлению обеих певиц предшествовала довольно массированная реклама: в программке к каждому спектаклю (это называется «стэйдж-билл») обе певицы превозносились как почти мировые знаменитости.

Лукьянец дебютировала в «Травиате» в сезоне 1996-97 года, а Горчакова в 1995-м в опере «Мадам Баттерфляй» Пуччини.