В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке.

Идея эмиграции из Союза среди музыкантов теперь становилась, как бы это сказать, не то что популярной, нет, конечно, но волнующей – многие так или иначе «примеряли» её на себя. Большинству она не подходила, как не по мерке сшитый костюм или платье, и они сразу становились какими-то другими. Те же, которым идея подходила, тоже становились другими – в их глазах появлялась несвойственная им ранее мечтательность. Но и какая-то новая твёрдость. Впрочем, это уже у тех, кто был в шаге от «подачи». Это было очень серьёзным делом, но все шутили и острили, пряча за этим страх перед властями – а вдруг не примут документы, а вдруг откажут? Что тогда? Впрочем, с музыкантами такое случалось редко. Но какой-то смутный страх всегда был тенью всей нашей жизни. Вроде бы всё в порядке, но что-то беспокоит, что-то гложет… Непонятно, откуда брался этот постоянный страх. Хотя, если бросить взгляд назад, на всю жизнь, то очень даже понятно…

Итак, каждый проезд на поезде через Киев был связан с поездками заграницу. За три года до этой поездки в Киев мы были в Чехословакии, но туда нас повезли на самолётах Аэрофлота. Весь Большой театр. Зато на обратном пути был поезд. И какой!

То возвращение в Союз в моей памяти запечатлелось на всю жизнь. В 1974 году стараниями Ю.М. Реентовича мне был закрыт выезд заграницу, вероятно навсегда. По тем, конечно, меркам это казалось навсегда. Так что поездка в 1973-м году с Большим театром в Чехословакию, а потом в июле-августе на два месяца в Японию были моими последними выездами в качестве гражданина СССР.

* * *

День нашего приезда в Киев ознаменовался событием, которого долго ждали. В тот день открылся, наконец, памятник жертвам Бабьего Яра. Не знаю, принадлежала ли идея открытия этого памятника через 35 лет после происшедшей трагедии местным властям, или это было решением Москвы, но власть не была бы самой собой, если бы и тут не обошлось без лжи. Гигантской и подлой лжи.

Как писал поэт – «Над Бабьим Яром памятника нет…». Памятник этот теперь был поставлен, но какому-то матросу, каким-то безликим «мирным гражданам»; кем они были, почему всё злодеяние произошло именно здесь? Об этом надпись не упоминала ни единым словом. Цифра убитых на памятнике, – «свыше ста тысяч». Сегодня Википедия указывает: «По оценке ученых Украины в Бабьем Яру было расстреляно около 150 тыс. евреев (жителей Киева, а также других городов Украины, и это количество, не включая малолетних детей до 3-х лет, которых тоже расстреливали, но не считали). Ряд исследователей так же считают, что убитых было более 150 тыс. Спаслось из Бабьего Яра 29 человек».

«Свыше ста тысяч» неназванных мирных граждан – это был способ скрыть снова одно из первых злодеяний Холокоста. За первые три дня было расстреляно 35 тысяч евреев. Следовательно, по этой статистике – большинство погибших здесь — неевреи? И, следовательно, никакой такой именно «еврейской трагедии» вообще как бы не было! В масштабе гибели такой массы людей еврейские жертвы составляли порядка трети от числа погибших. В этой манипуляции с цифрами была заключена вся советская доктрина о сокрытии и замазывании чудовищного геноцида еврейского населения Белоруссии, Украины и России. И когда раздавались редкие голоса, говорившие об этом правду, то сейчас же на помощь власти приводили эти цифры. Всем давалось понять, что нечего указывать властям, что нужно писать на памятниках!

Но именно в это время у меня оказалась книга Анатолия Кузнецова, то есть её журнальный вариант. Я ходил с этой книгой по городу, как с путеводителем. Ездил на общественном транспорте, посещая все описанные в книге места, связанные с Бабьим Яром и оккупацией Киева.

В первый же вечер мы поехали туда, к только открывшемуся памятнику и ещё успели увидеть венки с душераздирающими надписями: «Моим родным, погибшим здесь семьям всех родственников», «Моим маме и папе», «Всей семье моей убитой тут немецкими извергами». Вот эти надписи я успел запомнить. А через два дня разрешалось класть венки только от «учреждений и общественных организаций». Хватит «самодеятельности», проливающей неприятный свет на истинную картину происходившего здесь 35 лет назад. Точнее – 35 лет без четырёх месяцев.