– Гарри Поттер сполна изведал немилость судьбы, что наложило на него неизгладимый отпечаток, – с наслаждением декламировал Нотт под смех Флинта, Монтегю, очухавшегося Блетчли и близнецов Уизли. – Ага, вот ещё. Бездонные изумруды глаз несчастного мальчика затуманены страданием. Офигеть! Бедный сирота, тщетно искавший защиты в Хогвартсе, срывающимся голосом поведал нам о неисчислимых горестях, обрушившихся на него в змеином доме, где, как помнят наши читатели, обучался Тот, Кого Нельзя Называть. При полном попустительстве господина Дамблдора Золотой Мальчик ведёт борьбу с тёмными силами в одиночку. Но наш герой не сдаётся и мужественно преодолевает неприязнь отпрысков тех магов, которые имели некоторые разногласия с Министерством несколько лет назад. О, Салазар! «Которые», «некоторые»… Что-то я запутался. Это она Пожирателей так приласкала? Верх деликатности, хвалю. Эй, Поттер, где у тебя там неизгладимый отпечаток?
– На лбу, где же ещё! – Монтегю зевнул и потянулся. – Поттер, перестань таращить бездонные изумруды и приведи себя в порядок. Могут прийти дамы, а ты ещё в дезабилье.
Гарри тяжко вздохнул, накинул халат на пижаму, слез с кровати и поплёлся умываться. Он так надеялся, что статья, не опубликованная сразу после интервью, уже не появится в печати. А Рита Скитер просто приберегала её для воскресного выпуска. Теперь вся Британия опять будет судачить о его «неисчислимых горестях». И факультет Слизерин вновь на него ополчится, чтобы горести и впрямь стали неисчислимыми. Надо было эту дамочку сразу послать к Мордреду.
Поттер некоторое время разглядывал свою унылую физиономию в зеркале, но не потому, что соскучился по ней, а потому, что не хотел идти назад в палату. Затем старательно утянул свои дурацкие кудри в хвост и постарался пригладить отросшую почти до носа чёлку.
«Не хочу! – подумал он в отчаянии. – Не хочу больше чувствовать себя изгоем! В конце концов, пойду к директору и попрошу, чтобы меня оставили в покое».
Гарри прикрыл глаза, проделал несколько дыхательных упражнений, расправил плечи и направился в палату. Терять уже было нечего, и он с чистой совестью надел магловские джинсы и уютный пуловер – вещи были удобными и напоминали о доме.
Никаких дам в палате, понятно, не было, но Гарри молча направился к кабинетику мадам Помфри в надежде, что она разрешит ему посидеть там некоторое время. Может быть, Гарри даже допишет письмо родителям, делать это на глазах у студентов было глупым и опасным занятием.
– Гарри, ты куда? – Пьюси выглядел обеспокоенным, но Поттер был преисполнен каких-то невнятных подозрений насчёт всех и вся, поэтому ответил довольно сухо:
– Хочу помочь мадам Помфри, может быть, у неё сыщется поручение для меня.
Разумеется, работа нашлась, странно было бы думать иначе – медицина ленивых не любит. Гарри разливал свежие зелья по фиалам и аккуратно надписывал этикетки к ним, затем приводил в порядок каталожный ящик с фамилиями студентов на букву «Д» и только потом принялся за давным-давно начатое письмо домой.
Конверт получился пухлым, Гарри подробно описал свою непростую ситуацию и поделился несколькими соображениями. Оставалось надеяться, что папина мудрость и мамино здравомыслие не спасуют перед проблемами мира, абсолютно чуждого нормальным людям.
– Я прошу прощения, мадам Помфри, – негромкий грудной голос Пьюси ни с чьим нельзя было спутать. – Можно ли составить Гарри компанию? Я буду очень тихо сидеть, честное слово.
– Заходи, – сказала мадам Помфри, – и скажи, пожалуйста, зачем тебе Гарри? Обычно ты крайне нелюдим и избегаешь всякого общения.
Эдриан потоптался на пороге и нехотя сказал:
– Поттера не слышно. С ним я чувствую себя собой. А в палате шумно, там никто не владеет окклюменцией.
Гарри только вздохнул. Всё-таки пациент, а не друг. Ну что же, глупо было ожидать чуда в волшебном мире.
– А мои мысли тебе не мешают? – мягко поинтересовалась мадам Помфри. – Насколько я помню, окклюментивные щиты для тебя не помеха.
Пьюси присел на краешек единственного в кабинете кресла и, подумав немного, ответил:
– Щиты, они вроде изгороди. Я, конечно, могу через неё перелезть, но не стану это делать без нужды. Я иду рядом, из-за изгороди иногда доносится шум, но мне он не мешает. Хорошие щиты только у вас, у декана, у директора и у того молодого целителя, что пытался мне помочь, помните? Симпатичный такой, приветливый.
– Янус Тики, – улыбнулась мадам Помфри. – Все, кроме меня полукровки, мистер поборник идей Небезызвестного господина.
– Небезызвестный господин и сам был полукровкой, – улыбаясь, парировал Пьюси. – Мерлин щедро одаряет даром к светлой магии разума именно сильных полукровок, это ни для кого не секрет. И что?
– Ничего, – вздохнула мадам Помфри. – Просто не хочется, чтобы один необыкновенно талантливый тёмный менталист, последний в своём роду, сгинул в битве не пойми за что.
Гарри, всю беседу сидевший с приоткрытым в изумлении ртом, не выдержал:
– Ты тёмный маг, Эдриан? Но ведь тёмные маги скрывают…