В борьбе с большевизмом

Политика не знает ни друзей, ни врагов; это все верно до той минуты, пока переплетение общих интересов не становится чрезвычайно запутанным и не требует определенного решения. Нельзя забывать, что если политика отрицает друзей и врагов, значит она избирает среди международных отношений свой особый путь, но тогда, чтобы обеспечить себе успех, она должна вести тайную, замаскированную игру, учитывая каждое слово, каждый шаг для будущего. Я уже отмечал то обстоятельство, что европейская атмосфера последних лет (перед войной) намеренно сгущалась, нити дипломатические плелись искусно, зарождая у одних вражду, у других дружеское расположение – по группировкам. К середине 1914 г. такое положение стало слишком очевидным, группировки столкнулись и произошла вспышка войны. Говорят, чем ближе мы к событиям, тем труднее их разглядеть и распознать их подлинные двигательные силы. С 1905 г., т. е. с Русско-японской войны и первого революционного восстания в Pocсии, до нашего времени прошло двадцать лет – срок вполне достаточный, чтобы разобраться в бывших тогда дипломатических отношениях европейских государств. Станут ясными в дальнейшем и те политические пути, которые привели Европу к 1914 г. Теперь для нас, русских, существует два лагеря: Германия и союзники. Вырастает сам собой вопрос: с кем же из них?

Еще в 1900 г., делая обширный доклад государю, военный министр генерал-адъютант Куропаткин подробно излагал свою точку зрения на возможность русско-германской войны. Он докладывал государю, что этнографическое положение обеих империй таково, что отторжение с целью установления естественных границ от Германии той или иной части территории Восточной Пруссии в нашу пользу или, наоборот, отторжение с той же целью некоторых губерний Варшавского округа и части Виленского не установит равновесия и две сильные соседки не успокоятся до тех пор, пока снова не возвратить своего. Против присоединения к России части территории Восточной Пруссии говорит германское воспитание ее населения и его органическая, глубокая связь с Германией. Таким образом, в случае удачного для нас исхода войны и присоединения этой провинции население ее осталось бы навсегда враждебным к нам и противодействовало бы всем государственным мероприятиями – пользы от этого, конечно, было бы мало. Такая же органическая связь Привисленского края с Россией не позволила бы Германии властвовать там. На стратегическом же положении обоих государств линия их границ отражалась следующим образом: Польша, врезавшаяся клином между Германией и Австрией, представляла собой выгодный для нас плацдарм, откуда можно было с успехом нанести удар как в сторону Берлина, так и в сторону Вены, тогда как Петербург лежал от границ на значительно большем расстоянии, чем эти обе столицы, от наших исходных пунктов.

Однако в Германии первоклассные крепости Торн, Кёнигсберг, Познань ежегодно улучшались. Таким образом, Германия с миллиардными затратами подготовилась к упорной обороне своих границ. Главный же ее перевес был в количестве железнодорожных линий (17), подходивших к нашей пограничной полосе, тогда как у нас против было всего 5. Отсюда заключения те, что как германская политика должна была учитывать все эти данные pro et contra войны, так учитывала их и русская, и, значит, линия велась вне сфер враждебности и разгоряченных притязаний. Однако, точно «deus ex machina», за спиной и Германии, и России выросла фигура Англии (отчасти и Франции), и события помимо дипломатических переписок начинают отражаться и на военных перегруппировках пограничных частей.

Англия, выступив против нас в войне 1855 г. (Севастопольская кампания), вскоре перенесла главный центр своей борьбы с Россией на территорию Средней Азии. Еще в 1873 г. Англия, боясь нашего влияния на свои индийские владения, с которыми мы могли соприкасаться через Афганистан, стала выискивать пути к утверждения своего господства в Афганистане. Положение, достигнутое нами до 1900 г. в Средней Азии, было значительно спокойнее и крепче, чем у Англии.

Желание англичан разграничить сферы влияния в Афганистане и их действия, направленные к закреплению за собой этого влияния, свело наши и английские войска к показательной встрече на территории этого государства. С этого момента политика Англии уходит в глубины и направлена к ослаблению России где бы то ни было и как-то ни было.

О действиях Англии к концу нашей войны с Турцией в 1877 году, о ее вмешательстве при заключении мира, результатом чего был пересмотр Сан-Стефанского договора на Берлинском конгрессе; о ее интригах на этом знаменательном конгрессе, послужившем прологом к мировой драме 1914 г., – обо всем этом я уже писал в первых главах книги.

Несмотря на это недружелюбие Англии, мы продолжали по отношению ее вести примирительную политику, стараясь все ее выпады против нас в Средней Азии ликвидировать без помощи оружия.

Однако в 1885 г. обстановка на границах Афганистана была настолько напряженной, что, опасаясь разрыва с Англией, мы вынуждены были усилить наши войска в Туркестане.