В борьбе с большевизмом

Перепуганный публицист вопрошает: «Кем именно, какой именно государственной властью уполномочен полковник Бермондт принимать на себя управление чужим и независимым государством?» Я спрашиваю – кем именно, какой государственной властью возглашено и утверждено это «чужое, независимое государство?» Монарха не было, не было в России и власти, полномочной создавать государства в государстве. Я ведь монархист и армии вел открыто, под честным открытым знаменем монархизма. Значит, в дни смуты и безвластия, стоя во главе армии, как верноподданный и слуга моего отечества, я мог принять на себя (обязан был принять) «государственную власть». Пусть не тревожится Бережанский – государственную власть не во всероссийском масштабе, опьянившим адвоката Керенского, – нет, как солдат я занял пост охраны русского достояния, бесстыдно расхищаемого всеми – от латышей до китайских наемных банд включительно. Дальше следует явное самобичевание отставного редактора, он пишет: «Мне кажется, если бы генерал Юденич был несколько дальновиднее, он, наверное, отказался бы от рискованного осеннего похода…» Да, но ведь ему приказали гг. англичане, можно ли было ослушаться их? «Взявшись за гуж – не говори, что не дюж», но в таком случае нельзя же втягивать в предприятие, явно «рискованное», тех, кто делает свое дело медленно, но верно.

Автор упоминает имя полковника П-а, «офицера для поручений» при моем штабе, сообщившего генералу Юденичу в докладной записке об ужине и бале, устроенных чиновником Селевиным в мою честь, где офицеры якобы опустившись на колени, провозгласили меня «монархом всея России». Я ответил будто бы: «Господа, это преждевременно». Что можно возразить на эти бредни? – Ничего, кроме одного: призрак монархии так пугает левых, что они готовы вольно и невольно расписываться обеими руками под собственной несостоятельностью и идиотизированной фантазией.

Корпус моих офицеров был слишком дисциплинирован и культурен, чтобы не понять, что я для них был только лишь вождь, солдат и соратник. Так называемый полковник П. был, как выяснилось, к моему глубокому сожалению, немножко поздно, – французским агентом при мне и в армии не служил: я не унел его повысить.

Приказ же генерала Юденича, на который ссылаются все мои т. н. обвинители, отмечая мою непокорность главнокомандующему, советую всем еще раз внимательно перечитать и вдуматься как следует в его содержание. Я привел уже его в тексте – теперь извлекаю из него отдельные фразы.

а) «Северо-западная армия четыре месяца дерется с большевиками в неравном бою; дралась голая, голодная, без денег, плохо вооруженная и часто без патронов…» Зачем же надо было совершать это преступление? Ведь если высокие покровители – англичане взяли на себя миссию одеть, обуть, вооружить и пр. Северо-западную армию, то не благоразумнее ли было задержаться на лишний месяц и довести «оборудование» (как выражается Бережанский) армии до необходимого порядка, с тем чтобы, двинувшись в бой с большевиками, не расписываться в собственном бессилии, а главное – в кошмарных ошибках?..

в) «…за эти четыре месяца вы (солдаты Западной армии) не были в сплошных боях, хотя теперь вы одеты, обуты, исправно получаете жалованье, имеете продовольствие и вооружены…»

Так стоит в этом приказе. Генерал Юденич сделал хорошее признание, но не отметил, что создали это все не его высокие покровители-англичане, а германцы по моей просьбе, под моим руководством, под моим командованием. Просто – пообещали и благородно исполнили. В это же время глупейшие дипломатические английские миссии метались по всему побережью Прибалтики, обещали, дурачили, и как мы видим из приказа генерала Юденича, – “армия” дралась голая, голодная…» и т. д.

При таком состоянии я спрашиваю всех моих неразборчивых «обвинителей», вправе ли я был вести моих солдат в эту петлю, на явно обреченное дело? Я твердо и неукоснительно решил: доведу мою армии до внутреннего совершенства, налажу военно-стратегический, гражданский и политический аппараты и пойду туда, куда было решено меня пропустить, благодаря моим настояниям на Военно-политическом совещании 26 августа, т. е. на участок Двинск – Режица. Но преступные «союзники» готовы были скорей перерезать мне горло, чем пустить меня на фронт рука об руку с моими друзьями и моими союзниками-германцами. История борьбы в Прибалтике эти деяния англичан запомнит и запишет на отдельную, нелестную для них страницу.

Бережанский фантазирует, он пишет: «…приказ этот был скрыт от войск»… Это ложь, за которую таких публицистов следовало бы вместе с французскими агентами подвесить на сук; было бы две выгоды: первая – уменьшилось бы число подобных «писак», вторая – не вводились бы в заблуждение честные люди, а следовательно, не появлялось бы громадное количество кривотолков, а отсюда и неисправимых ошибок.

Приказ генерала Юденича был прочитан перед всеми войсками моей армии громко, во всеуслышание, в моем присутствии и с моего разрешения. При чтении присутствовал весь мой штаб и весь офицерский наличный состав.