В борьбе с большевизмом

В великую войну, согласно ходатайству того же генерал-адъютанта Мищенко, по Высочайшему приказу был зачислен личным адъютантом генерала (генерал Мищенко командовал 2-м Кавказским корпусом). В разные периоды войны, с разрешения генерал-адъютанта Мищенко, прикомандировывался к действующим артиллерийским, пехотным и кавалерийским частям. Был четыре раза ранен; по представлению генерал-адъютанта Мищенко был произведен в чин ротмистра; представления к чину подполковника и полковника были сделаны до революции, но извещения о производстве я получил уже после революции. По ходатайству моего отца мне вернули мою законную фамилию взамен фамилии приемного отца, штабс-ротмистра Бермондта, которую носил бы, как достойную, с такой же гордостью, как и ношу мою собственную.

Писалось о моих седых висках и пр. Портретисты ошибались, фантазируя на расстоянии: жизнь не просеяла еще на моей голове охлаждающий снег, не вырвала из души волю и энергию к борьбе с врагами за поруганную Родину – будь это большевики или «союзники»…

Ввиду того, что указанный г. v. Rimscha в своей книге ссылается на материалы всякого качества, в том числе и на секретный доклад, помещенный в 11-м томе Архива русской революции я вынужден коснуться и этого доклада.

Прежде всего, на основании фактических данных, из немногих строк в тексте, где автор доклада повествует о своей работе в Либаве и т. п., явствует, что автор – князь Ливен.

Таким образом, ответ мой и разъяснения направляю непосредственно ему. Неприятно, что теперь, когда страница истории перевернута и действенные участники ее только отписываются по разным газетам и журналам, самооправдываясь, – повторяю, неприятно, что участники эти извращают положения, путают даты, смешивают лиц, сознательно забывают вообще то, что они делали.

В секретном докладе выражена попытка дать общий очерк как боевых организаций, возникавших тогда в целях борьбы с большевиками, так и взаимоотношениях в вопросах оперативных. Кроме того, докладчик попутно разбирает политику «союзников» в Прибалтике, и заодно ответную дипломатию немецких и русских кругов, работающих на сближенных дистанциях взаимных интересов.

Оставляю в стороне все беспочвенные выводы докладчика, касающиеся русских формирований, не бывших в подчинении князя, я считаю для себя обязательным отметить, что в докладе правда обойдена и довольно нехорошо. Оговорившись предварительно, что принципы, взятые мной в основу формирования, разнились значительно от принципов, принятых Либавским отрядом, – докладчик тут же придает им освещение довольно своеобразное. Утверждение, что в моей организации были штабы, многочисленны, что штаты служащих в них были непомерно велики, что я принимал в отряд (а потом и в армию) «русских офицеров без всякого разбора, гоняясь за количеством, в ущерб качеству», я считаю недобросовестными. Ко мне прибывали офицеры (и солдаты) из всех стран и государств, часто оборванные, оскорбленные и ограбленные, в особенности из Польши. Я не считал себя вправе отказывать им в решимости защищать родину: они хотели и могли бороться с врагом так же, как и я. Если впоследствии среди них и оказалось несколько недостойных – то надо ведь помнить, что «в семье не без урода», а семья-армия моя, была огромной, силой в несколько десятков тысяч. В подавляющей же массе офицеры мои и солдаты были строго дисциплинированными и с безусловно чистой моралью.

По-видимому, докладчику приходились лично наблюдать прибывающих в мою армию; внешний вид их, несколько потрепанный и мятый, действительно производил грустное впечатление, но разве из этого можно делать выводы о нечестности или недоброкачественности прибывающих воинов? Сколько мы знали примеров, когда разодетые джентльмены с туго набитыми карманами рассуждают о честности, торгуя в то же время своей и чужой совестью.

Докладчику следовало бы помнить, что нет во всемирной истории примера такого ужасного состояния, в котором русское офицерство очутилось после революции. Генералы кидали их пачками в огонь Гражданской войны, не заботясь о дальнейшей их судьбе, гг. же общественные деятели, очутившись вне дел, присвоили себе право распоряжаться государственными суммами, находящимися за границей. Прикрываясь общественными задачами, они создали множество бесполезных комитетов и учреждений, обеспечив себя хорошими окладами для беззаботной жизни. Между тем русское офицерство несет непомерные труды, честно зарабатывая кусок хлеба в разных угольных копях, каменоломнях и т. д., рассеявшись по самым отдаленным уголкам мира. Терпеливо ждет конца и того момента когда еще раз сможет принести свои силы на благо Родины. Вряд ли тогда гг. общественникам будет место в созидательной работе, поддержанной руками этого офицерства. И мне лично думается – да будет стыдно тому, кто кинет камень в многострадальную душу русского офицера.

Бросая мне упреки, докладчик, однако, не забывает отметить, что «штаты штабов в Либавском отряде (т. е. у князя Ливена) были сокращены до минимальных размеров» и т. д.