В бурном потоке

— Да, братья, — весело трубил он, уже уверенный в успехе, — предшествующий оратор сам лишил себя возможности угощать нас своим большевистским законоучением. Но нам и того, что было предложено, достаточно. Даже сверхдостаточно! А поскольку здесь собрались не жвачные животные, мы и не подумаем открывать дискуссию и еще раз пережевывать все, что здесь было сказано «за» и «против»… — Он выдержал паузу, выжидая аплодисменты и смех, и закончил: — Нас ждут дела поважнее. А потому думаю, что выражу общую волю присутствующих, объявив собрание закрытым… Благодарю вас, братья, за демократическую дисциплину и выдержку! Да здравствуют наши доблестные легионы!.. Да здравствует Чехословацкий национальный совет и его председатель профессор Масарик!.. Да здравствует независимое Чехословацкое государство!..

— Ура-ра! — вновь прокатилось по площади.

Толпа стала постепенно расходиться. Уполномоченный еще раз обмахнул усы платочком в голубой горошек и попросил офицера немного проводить Роберта.

— Возьми мою повозку, брат штабс-капитан. Проедете три-четыре квартала, и довольно…

— Благодарю, — отказался Роберт. — Мне не требуется провожатых. Я не боюсь. Повозка мне тоже ни к чему.

Он слез с повозки.

— Не в том дело, — ответил уполномоченный и засунул правую руку между верхними пуговицами крылатки. — Но, пожалуйста, если угодно, идите одни. Тем более что я, кажется, в достаточной мере успокоил людей и еще кое-что сделаю… Наконец, вы всегда можете сослаться на то, что находитесь под моей защитой! Под защитой Национального совета!

Серая поярковая шляпа и толстая розовая шея еще некоторое время мелькали между военными фуражками и песочного цвета шинелями и, наконец, затерялись среди них.

X

— Что же это такое? — восклицал Йозеф Прокоп. — Встречаешь человека, с которым не знаю сколько лет прожил бок о бок под одной крышей, как с родным братом, а он… нет, это уж слишком! Это уж слишком! — Он хлопал себя по лбу, хлопал по плечу Роберта и, сияя, притопывал ногами.

Роберту эти изъявления восторга показались чрезмерными и потому не вполне искренними; он молчал.

Йозеф Прокоп продолжал кричать:

— Нет, признайся, сначала ты понять не мог, что мне от тебя нужно? Ты просто меня не узнал?

Роберт кивнул. В первую секунду он в самом деле не узнал бывшего жильца. И когда Йозеф неожиданно заступил ему дорогу в безлюдном проезде позади площади, где происходило собрание, Роберт даже невольно заслонил руками лицо, как делают, защищаясь от нападения. Да и не мудрено — на Йозефе был мундир второго пехотного полка, то есть мундир тех самых легионеров, которые всего несколько минут назад чуть не стащили Роберта с трибуны.

— Мы же не виделись четыре года, — сдержанно сказал он. — И что это были за годы! И вдруг встретить тебя здесь… А как ты, собственно, попал сюда и почему на тебе этот мундир? — Он испытующе прищурил глаза и убедился, что не только мундир делал Йозефа таким чужим. Было еще нечто, трудно определимое: какие-то признаки важности, начинающейся полноты, признаки… черт знает чего! Роберт не стал больше над этим раздумывать и еще раз спросил: — Как ты попал сюда?

— Как сюда попал? — Йозеф расхохотался. Он хохотал так безудержно, что весь трясся, и снова Роберту показалось, будто веселость Йозефа несколько чрезмерна. — Как сюда попал? Ха-ха… как вообще попадают в Киев! — Но, заметив, что Роберт недовольно поморщился, быстро переменил тон: — Знаешь что? Пойдем выпьем по стаканчику, и я тебе расскажу… Не вздумай только отговариваться, будто тебе некогда! А что, если бы собрание еще не кончилось? И вообще, когда двое старых друзей встречаются после стольких лет, они садятся рядком и рассказывают друг другу о себе… так что не спорь! Пойдешь со мной, я знаю тут неподалеку трактир. Хозяин женат на чешке из Пардубице. Кнедли она готовит, доложу я тебе… — Он поднял кверху большой палец и прищелкнул языком.

Роберт в недоумении уставился на него — притворяется опять Йозеф или прищелкивает от души?

— С каких это пор ты восторгаешься кнедлями? — спросил он. — Раньше у тебя не было худшего ругательства для мещан и бюрократов, как «кнедлееды»!

— Иди ты! — ухмыльнулся Йозеф. — Мальчишки всегда все ниспровергают. А кнедли здесь для меня — частица Праги, частица Смихова. Вот и все. Но если ты никак не в состоянии примирить кнедли со своим революционным интернационализмом, пожалуйста, будем есть пельмени, или борщ, или еще что-нибудь… Пошли, пошли, быстро!