В бурном потоке

Когда они четверть часа спустя подходили к трактиру, Йозеф успел в общих чертах рассказать молча шагавшему рядом с ним другу юности о пережитом на фронте и в плену и о своем вступлении в легионы. Конечно, последнее событие выглядело в его изображении несколько иначе, чем в действительности. Но, во-первых, Роберта вовсе не касается, как Йозеф попал в легионеры, а во-вторых, Йозеф теперь иначе, чем прежде, смотрит на некоторые вещи. Итак, Роберт узнал лишь, что друга юности с переломанной рукой подобрал вблизи фронта и доставил в госпиталь патруль легионеров и что там Йозеф подружился с человеком из полевой типографии второго чехословацкого пехотного полка. А отсюда последовало и все остальное: работа в типографии, вступление в легионы… В конце концов он чех, верно? И в легионах, как рабочий, как социалист, находится, так сказать, среди своего брата. Ведь кто, по существу, легионеры? Рабочие, крестьяне, учителя, маленькие люди, словом: народ! А где следует быть социалисту, для которого социализм не пустое слово? Разумеется, среди народа. Хотя бы затем, чтобы в случае чего не была потеряна из виду конечная цель…

Последние слова были произнесены уже на пороге трактира. Войдя, Йозеф замолчал и выжидающе взглянул на своего спутника. Роберт остановился как вкопанный. Контраст между запустелой улицей и чистым залом, в котором в этот час еще не было ни одного посетителя, поразил его. Скатерти в красно-белую клетку, на стенах тарелки с цветочным узором, глазированные глиняные кружки и цветные литографии (на одной был изображен Ян Гус перед Констанцским собором, на других — виды Праги) — все это вызвало в памяти Роберта картины чешской родины: каникулы у тети в долине Сазавы, поездки в деревню с товарищами из группы, обеды в деревенских трактирах, собрания в гостиницах захолустных городишек и многое, многое другое.

— Что? Разве я не правду сказал? Разве здесь не чувствуешь себя, как где-нибудь у нас, в Чехии? — воскликнул Йозеф.

Он потер руки, поздоровался с хозяйской дочкой, пышной молодой особой, которая охотно позволила ущипнуть себя за щеку, и заказал суп-пюре из картофеля, жареную свинину с кнедлями и капустой, домашней сдобы к кофе (да, да: кофе и по-настоящему крепкий!), и если где-нибудь в уголке подвала завалялась бутылочка сливовицы… Кончилась? Даже для почетного гостя?.. Ну тогда водки, но настоящей, а не обычной сивухи военного времени…

— Когда празднуешь такое свидание, уж надо раскошелиться, — сказал он, обращаясь к Роберту, и снова рассмеялся своим неестественно громким смехом. — Даже не знаю, как тебе выразить, до чего я рад, что мы с тобой встретились… Да садись ты! Пей!

Он провел Роберта к столику против стойки, взял из рук засуетившейся хозяйской дочки бутылку и налил себе и Роберту.

— За нашу удивительную встречу! За нашу старую дружбу! За скорое возвращение домой! За… Но послушай, Роберт! Что это значит? Просто молча глотать водку, так не полагается! За что ты пьешь?.. А вот и суп! — Он понюхал свою полную до краев тарелку, одобрительно пробормотал: — Ньям, ньям, ньям… — и принялся хлебать суп, время от времени, украдкой бросая взгляд на Роберта. — А ты почти совсем не изменился, — подытожил он свои наблюдения. — Бородка не играет роли… а когда тебя слушаешь и видишь твои жесты во время выступления…

Роберт, — он съел лишь половину тарелки и тут же закурил, — поглядел на него, мигая от дыма.

— Вот как… Гм… Значит, ты был на собрании. Странно, что я тебя не видел.

Йозеф нервно вертел в руках нож и вилку. Когда-то он взирал на Роберта, как на учителя, как на недосягаемый образец. Роберт связал его с социалистическим движением. От Роберта он готов был принимать советы, которых и слушать бы не стал от всякого другого; ему даже случалось сносить от него головомойки за свои будто бы анархистские заскоки и прочие отклонения от учения, признанным хранителем которого в глазах всей группы социалистической молодежи был Роберт… Но то было четыре года назад. И что это были за годы, выражаясь словами Роберта! За эти четыре года кругозор его расширился, он перерос свои тогдашние воззрения и образцы. Да, и образцы тоже! И потому лучше было бы избежать встреч с ними, избавив их и себя от разочарования… К сожалению, он, Йозеф, понял это слишком поздно. И дернул же его черт устроить это свидание с Робертом! Правда, только что, перед лицом очевидного крушения, которое Роберт потерпел на митинге, Йозефу казалось проще простого подать неудачнику руку, и не только в буквальном смысле, но и…

Йозеф вздрогнул. У него было такое ощущение, будто Роберт подслушал его мысли. Сердито отложив нож и вилку, он наклонился вперед, силясь что-то прочесть на лице своего визави. Устремленные на него глаза хотя и мигали, но глядели холодно и твердо. Ничто во взгляде Роберта, в его выражении, во всей манере держаться не говорило о крушении. Йозефа бросило в жар. Он ответил возможно равнодушнее:

— Был. Но стоял далеко. Да это и лучше, чем если бы я стоял близко.

Роберт провел ладонью по щекам и подбородку.

— Понимаю…