В бурном потоке

Выпрямившись и расправив плечи, Ранкль с точностью опытного фехтовальщика сунул ключ в замок и одновременно оповестил о своем приходе, забарабанив в дверь в такт только что найденному стихотворному ритму.

XII

Как часто, как часто,
Мой сын, мой сын,
Та песня для нас звучала…

Нет. Короткие строки не годились. Стихи должны течь вольно и широко, как река, с германской плавностью и величием, а не бежать взволнованной рысцой, подоткнув подол по-галльски. И повторы тоже не идеал. Вместо первого «мой сын», лучше бы найти красочный эпитет. Например, «мой гордый», или «мой смелый», или «мой единственный». Да, он попал в точку, это убедительно, дышит правдой, ведь, если на то пошло, мальчик не отличался особой отвагой… Тсс… тсс… покойников плохим словом не поминают, но такие явно неподходящие эпитеты, как «смелый» или «бесстрашный», звучат в данном случае не похвалой, а издевкой, тогда как «единственный сын» своей сдержанностью и благородной трезвостью приподнимает и ушедшего из жизни, и оставшегося. Ага, теперь строчка стала на место, словно высеченная из гранита. Следующая, вторая, будто сама собой к ней присоединилась. А также третья и четвертая. Ого, как стихи обретают форму, растут, как они гремят и грохочут:

Ах, сколько же раз, мой единственный сын,
Ту песню мы вместе певали!
Когда на веселой прогулке с тобой
. . . . . . судьбой
. . . бум-бум прозвучали.

Эх, сейчас бы бутылочку доброго мозеля или токайского! Или хотя бы траминера из Мельника. Ну, ничего, все это еще придет. В качестве исполняющего обязанности директора ему все равно придется для представительства жить на более широкую ногу. Да и позволить себе это можно, поскольку доля наследства Франца Фердинанда в рейтеровских предприятиях, логически рассуждая, должна перейти к следующему по старшинству ребенку, Зиглинде Александре, а ей всего два с половиной годика, при вводе в наследство ей исполнится немногим более пятнадцати лет, и она еще на годы останется под отцовской опекой. А это значит, что прямо или косвенно он получит право распоряжаться ее частью. И значит также, что и сейчас можно будет черпать оттуда деньги. Деньги на содержание дома, подобающего положению, деньги на финансирование Югендвера, который тогда не будет зависеть от благотворительности какого-то макаронного фабриканта. А овладев nervus rerum[78], можно будет делать с Югендвером что угодно. Создать из него поистине идеальную армию молодежи на пользу и благо родины, германской идеи и… доктора Фридриха Ранкля. Да, да, отчего бы и ему не претендовать на выгоду и почет; только нерадивый зарывает в землю свой талант и… Тише, тише! Дисциплина, Ранкль, дисциплина мысли! Сперва надлежит закончить оду. Третий стих, например, как-то слишком легковесен. Конечно, разница в настроении усиливает эффект, но во всем требуется мера. Вот так уже много лучше:

На воле, где солнце сияло с высот…

А затем безо всякого усилия получается переход от личного к общему, от отдельной судьбы к великому историческому событию:

В четырнадцатый год, когда встал наш народ,
Нас трубы той песней позвали.