В бурном потоке

— Вы слишком ко мне добры, господин директор. Вы даже не представляете себе, как много это для меня значит… — И она по-детски всхлипнула.

— Ну, успокойтесь же, детка! Вот выпейте глоток пива, вам сразу станет легче. А потом постарайтесь, насколько возможно, подробно и связно рассказать, что, собственно, произошло.

Агата закивала. Она охотно это сделает. Послушно отпила пива и глубоко вздохнула:

— Никогда ко мне никто так хорошо не относился. Уж такая я с рождения невезучая…

Она вновь разрыдалась и с бессильно опущенными руками откинулась на диван, веки ее закрылись, кукольный рот страдальчески скривился. Блузка распахнулась. (Когда Ранкль побежал за одеколоном, Агата поспешно отстегнула три верхние пуговки.) То, что, окаймленное белым кружевом, предстало его взору, напоминало розовую помадку в бонбоньерке.

«Так бы и впился зубами!» — чуть было не подумал вслух Ранкль. Он еле сдерживался. Ранкль окинул взглядом ее распростертое в соблазнительной беспомощности тело. Действительно ли она в обмороке? Может, распустить ей корсет? Сдерживая дыхание, он наклонился над ней. Грудь, казалось, приподнялась ему навстречу. Но едва Ранкль кончиками пальцев погладил тугую округлость, как она сразу от него ускользнула. Растерянно уставился он в кукольные глаза, которые с жесткой деловитостью наблюдали за ним из-под полуопущенных век.

— Не могу ли я чем-нибудь вам помочь? — прохрипел Ранкль, когда его словно слипшаяся гортань наконец вновь обрела способность пропускать звуки.

— Ах да, пожалуйста, — пролепетала она, — мне нужен…

Он галантно раскинул руки и наклонился.

— …Носовой платок.

Агата разом выпрямилась. В ее движениях уже не было и признака слабости или беспомощности. Она взяла у него шелковый платочек, который он, опешив, вытащил из нагрудного кармана, и громко высморкалась. Затем рассказала, только время от времени прерывая себя, чтобы механически всхлипнуть, что тетя Каролина указала ей на дверь. И в какой форме! Даже пойманную с поличным горничную-воровку не вышвыривают так грубо. Агата едва успела взять самое необходимое для ночлега. Старуха превратилась прямо в какую-то гиену. И все только из-за глупейшего подозрения Шёнбергши, которая считала себя оттесненной и поэтому всячески подкапывалась под Агату. Ах, убить обеих мало. Шёнберг и тетечку. Подсыпать мышьяку для блага человечества. Да, да, Агата говорит это совершенно серьезно, хотя вообще-то она, как известно, и мухи не обидит. Но эти две старые ханжи и ангела выведут из терпения. Известно ли, например, Ранклю, как они его обзывают? От нее он этого не узнает: лучше она себе язык вырвет, чем станет передавать такие гадости. Алчным, надутым индюком, вот как его именует Шёнбергша, пройдохой, который только и зарится на квартиру и деньги барыни. А Каролина не только все это одобрительно выслушивает, но еще всякий раз злорадно заявляет, что он вот столечко от нее не получит. О, они обе могут хоть кому отравить существование… И вот она осталась без крова над головой, без средств, без друзей, одна в чужом городе. Нет, благодарение богу, не вовсе без друзей. Внутренний голос подсказал ей, что есть человек, на которого она может в трудную минуту положиться — не так ли? Агата замолчала, чтобы оценить действие своих слов. Ранкль сидел, напыжившись и задрав подбородок, но пальцы его нервно теребили брелоки на часовой цепочке, тянувшейся поперек начинавшего округляться брюшка.

— Подобные инсинуации меня не запятнают, — приговорил он наконец.

— Разумеется. Это и мое мнение. И я никогда его не скрывала. Никогда. Можете мне поверить… Ах, вы, вероятно, думаете, я все это вам говорю, потому что жду от вас помощи и совета? — И, видя, что он молчит, Агата выдавила и уронила несколько слезинок ему на руку.

— Ну, ну, ну, — пробормотал он, — что это вы опять? Возьмите себя в руки, детка! Я хочу и буду вам помогать. Об этом не тревожьтесь. Для человека с моими принципами это само собой разумеется. Но я могу для вас что-то сделать, только если буду осведомлен обо всем. Вы должны привести какие-то факты. То, что я до сих пор слышал… Ну, Агата, зачем вы сразу опять взволновались? Куда это годится!

Агата, всхлипывая, уверяла, что сама себя ненавидит за слабость и будет теперь говорить спокойно и по существу. (При этом она ребячливым движением оттопыренного мизинца стирала слезы с его руки.) Да, да, спокойно и по существу. Но только с ней поступили так подло, так безмерно гнусно. Нет, она не в силах это рассказать!

Агата приникла головой к груди Ранкля. Жесткий высокий воротничок сдавил ему горло, как тиски. Несколько секунд он еще сдерживался, потом не мог уже с собой совладать, сгреб Агату в охапку и придавил к дивану. Померещилось ему или Агата в самом деле томно застонала? Ранкль бросился на нее. Но в следующий миг крепкий удар в челюсть заставил его отпрянуть. Прежде чем он мог отдать себе отчет в том, что произошло, Агата ускользнула. Когда застилавший ему глаза багровый туман рассеялся, он увидел, что она стоит у окна и поправляет прическу.