В чаще лесов

Я оказался в стране, которая почти пятьдесят лет находилась под непосредственным владычеством США. За это время моя страна достигла огромного прогресса и наивысшего уровня жизни в своей истории. Но на Филиппинах почти ничего не изменилось с тех пор, как была издана книжка моего детства. Мы прибыли, чтобы изгнать японских захватчиков, однако еще задолго до их вторжения оставили глубокий след в этой стране.

Быть может, война изменит все это, думал я. Антифашистское движение несло с собой новые надежды на свободу. Вскоре я прибыл в Центральный Лусон, где самые отборные силы филиппинских партизан — «Хукбалахап» — освободили от врага обширные области и построили жизнь всего населения этого района на более демократических началах, чем это имело место когда-либо в прошлом. Именно здесь я стал свидетелем ареста руководителей «Хукбалахап». Американская контрразведка заточила их в тюрьму. Я был свидетелем расправы с воинскими частями «хуков», в частности с отрядом 77. Все сто восемь бойцов его были разоружены и хладнокровно расстреляны помещичьими выродками, связанными с армией США. Здесь я увидел, как американские вооруженные силы действовали в интересах крупных помещиков, подавляя крестьянское движение, развернувшееся в результате борьбы против фашизма. Почему? Да потому что национально-освободительное движение на Филиппинах против Японии могло с таким же успехом выступить и против любого другого чужеземного господства.

К моему великому стыду, я не был одним из воинов армии, несущей свободу, а был солдатом армии, призванной восстановить господство империалистов. Я поклялся тогда в душе, что не успокоюсь, пока не сделаю все, что в моих силах, чтобы исправить это зло, пока не смою с рук своих моральное пятно, пока не отдам, как американец, все силы, тем, кто пострадал от американского империализма. Вот почему я здесь, на стороне сегодняшних «мятежников», и участвую в их новой борьбе за свободу.

6

Наш барак похож на небольшую лесную поросль на косогоре. Различить его можно лишь с близкого расстояния. Он сливается с кустарниками, корнями деревьев и густой листвой, стелющейся у подножия леса.

Говорят, что партизанские отряды, как рыбы, в людском море. Они похожи и на листву, едва колеблющуюся в застывшем воздухе и неистово раскачивающуюся в бурю.

Все материалы, из которых сделан барак, добыты тут же на месте. Угловые стойки и коньковые брусья изготовлены из молодых деревьев, срубленных и очищенных от веток и листьев при помощи «боло». Пол настлан брусьями, сделанными из расколотого вдоль ствола пальмы и скрепленными длинными стеблями ротанга. Стены и крыша — из широких веерообразных листьев «анахау», сложенных в несколько слоев для защиты от дождя. Чтобы придать некоторый уют нашему жилищу, мы навешиваем на окнах орхидеи и эпифиты, широко распространенные папоротникообразные растения, паразитирующие на ветвях деревьев.

Словно прилепленное к косогору, наше жилище расположено двумя ярусами. Верхний ярус представляет собой простой продолговатый помост без каких-либо перегородок.

На этой маленькой площадке мы живем и работаем ввосьмером и здесь же спим рядышком друг с другом, пользуясь вместо подушек узлами. На нижнем ярусе находится наш очаг из плотно утрамбованной глины. Горшки для варки пищи можно ставить на составляемые из камней треугольники или подвешивать на перекладине на плетях из стеблей ротанга; чуть повыше сложены наколотые дрова, где они сушатся, получая тепло от очага.

На некотором расстоянии от низкого дверного проема проложена длинная зыбкая тропинка из узких бревен, ведущая вдоль косогора к нашему «туалету». Здесь нет кафельных плиток или хромированных дверных ручек, а лишь простой настил из прутьев с кровлей из тех же листьев «анахау».

Внизу, на дне ложбины, куда ведут ступеньки, выдолбленные в грунте косогора, расположен довольно ровный, отполированный ручьем каменный водоем, где можно сидя помыться, поливая себя водой из кружки.

В маленьком бараке царит безмятежный покой. Каким далеким кажется здесь весь остальной мир с его военной полицией, расставленной на контрольных пунктах, кордонами, установленными в городских кварталах, сыщиками, врывающимися в дома жителей, с его арестами и пытками, стычками между вооруженными отрядами в открытом поле и населенных пунктах! Какое-то странное чувство удовлетворения охватывает меня, когда я, сидя на полу, готовлю конспект уроков, которые мне предстоит давать. Лучи солнца пробиваются через лиственную кровлю и рассыпаются бликами на лесном грунте, скользя по моей руке и прыгая вместе с колышащимися на ветру листьями. Мерно, убаюкивающе стрекочут цикады.

Я наклоняюсь и пишу: «История всех существовавших до сих пор общественных формаций есть история классовой борьбы».

7

Легкий ветерок вздымает листья кровли, пропуская искрящиеся лучи солнца в помещение для учебных занятий.