Но они не менялись на протяжении 40 тысяч поколений. В культурном отношении они оставались на прежнем уровне, как, скажем, медведи.
Медведи извечно охотились на лосося, стоя на вершине водопада. И они до сих пор не используют удочки, или приманку, или сети, или другие способы ловли. Они не коптят, не замораживают и не консервируют рыбу.
Они никогда не будут этого делать. Они будут просто стоять на вершине водопада и пытаться поймать выпрыгивающую из воды рыбу.
Медведи остановились в своем развитии.
Мы тоже маршировали на месте почти миллион лет, а потом быстро двинулись вперед.
Что же произошло около 70 тысяч лет назад?
Как отмечает Ридли, это связано не с увеличением размеров человеческого мозга (он уже был большим) и не с появлением языка (мы уже умели говорить).
Это связано с определенным видом деятельности.
Мы стали обмениваться друг с другом вещами.
А обмен – это магия, по словам Ридли. Он вызывает своего рода ядерную реакцию, что объясняется вполне конкретной и логичной причиной.
Когда вы обмениваетесь вещами с другими людьми, вам больше не нужно делать все самим.
Это означает, что вы можете больше времени заниматься тем, что у вас хорошо получается.
А занимаясь тем, что у вас хорошо получается, вы все больше в этом совершенствуетесь. Вы становитесь все более креативными. Вы изобретаете новые инструменты.
Чем больше развивается обмен, тем больше инструментов вы изобретаете.
А теперь задумайтесь о том, почему это работает.
Скажем, у меня есть талант. Я могу наловить десять рыб за час, а вы – только три. Мне рыбалка в радость, а вам в тягость.
В один прекрасный момент я предложу вам рассчитаться рыбой за какую-нибудь работу и услугу, в которой я не силен, а сам отправлюсь рыбачить.
Это краеугольный камень экономики. Богатый человек, видя возможность стать еще богаче, захочет заключить сделку.
Самое интересное, что от этой сделки выигрывают обе стороны. Почему? Чтобы уговорить вас перестать рыбачить и сделать что-нибудь для меня (например, построить жилье), я должен предложить вам больше рыбы за час работы, чем вы можете наловить сами.
Я рыбачу, вы строите жилье. Мы оба в плюсе, и на этом дело не заканчивается. Со временем я все больше совершенствуюсь в ловле рыбы, а вы – в строительстве жилья.
Талантливые люди всегда имеют избыточный продукт, который становится формой кредита – от латинского
Он начинает функционировать, как деньги, а потом кто-то изобретает настоящие деньги, и процесс ускоряется.
Теперь можно обменивать вещи на деньги и наоборот. По сути, деньги можно превратить во что угодно.
Товарообмен делает людей богаче и ведет к инновациям, что делает людей еще богаче. Таким образом, если рассматривать деньги как новую, более совершенную стадию обмена, они являются «добром».
Это и есть «волшебная таблетка» Ридли. Обмен – мать прогресса. Деньги – повитуха.
Развитие обмена ведет к развитию специализации; развитие специализации – к развитию инноваций; развитие инноваций – к развитию обмена.
Ридли называет этот процесс
А тем временем мир становится все лучше и быстрее. Копье превращается в ружье, меховая шкура – в шубу, хижина – в особняк, раковина кауры – в слиток золота, монету, банкноту и банковский кредит.
От латинского
Товарообмен – это «добро». Деньги ускоряют товарообмен. Следовательно, деньги – это тоже «добро».
Верю.
«Волшебная таблетка» успокаивает мой взбудораженный разум, но меня все равно что-то беспокоит, как соринка, попавшая в глаз.
Банк, потерпевший крах.
Конечно, не Ридли привел его к краху, но он был управляющим. Вот что за соринка в моем глазу.
Выходит моя статья о Белфорте. Я сижу за кухонным столом и смотрю на журнал, беру его, потом кладу обратно и снова беру.
При быстром просмотре мелькают фрагменты глянцевого содержимого. Синее море, красные губы, розовая плоть, белые зубы – все, что ассоциируется у нас с деньгами, со стопками банкнот, падающих с неба; образы, которые мы все должны запечатлеть в своем сознании и которые вызывают у нас, с одной стороны, жгучее желание стать богатыми, а с другой – страх того, что деньги, как фашистские оккупанты, заполонят всю нашу жизнь, даже самые сокровенные и чистые ее стороны.
Я листаю журнал.
На первой полосе – интервью с Кейт Уинслетт. Она говорит, что солидарна с Тедом Банди в том, что не приносит домой глянцевых журналов. Кейт в белой рубашке с глубоким вырезом, из-под которого проглядывает черный бюстгальтер, словно фотограф слегка перешел грань дозволенного любопытства.
Я продолжаю медленно листать страницы.
Одна, еще одна.
Мое сердце ёкает. Вот она.
На развороте фотография Белфорта – темный костюм, белая рубашка, темные волосы. Он едет на дорогой спортивной машине серебристого цвета. Над машиной клубится облако денег.
И… Боже правый! Он мне действительно кого-то напоминает. Эдварда Льюиса – персонажа Ричарда Гира в «Красотке»!