В чем фишка? Почему одни люди умеют зарабатывать деньги, а другие нет

– В «Истории Англии» Маколея есть замечательный отрывок, – продолжает Мэтт, – где он говорит, что парламент, растерянно собравшийся в 1720 году после краха South Sea, был бы поражен нашим сегодняшним процветанием. Он пишет об этом спустя 110 лет как об «ужасном коллапсе» и из ряда вон выходящем явлении, но через несколько лет это явление повторяется.

Иными словами, «пузыри» и крах неизбежны. Однако со временем жизнь налаживается, и мы движемся дальше по пути прогресса. Мы обмениваемся товарами и услугами, мы изобретаем инструменты и технологии, мы освещаем свое жилье и свою жизнь.

– Я не знаю, как сейчас можно управлять рынками активов, не образуя «пузырей», – пожимает плечами Мэтт. – Я стараюсь не слишком распространяться о своем опыте с Northern Rock, – продолжает он, – но нас больше волновал кредитный риск, а не риск ликвидности.

Мэтта волновала платежеспособность людей, которым Northern Rock выдавал кредиты, а не платежеспособность банков, у которых он брал займы.

– Мы опасались совсем другого, – повторяет он. – Опасались мы главным образом сигналов, посылаемых вышестоящим регулирующим органом и Банком Англии.

Мэтт отмечает:

– Если вы дважды в год встречаетесь с людьми из Управления финансового надзора, которые не используют термин «риск ликвидности», а твердят только о кредитном риске, то, хотите или не хотите, вы начинаете следовать ценным указаниям.

Northern Rock следовал ценным указаниям. И потерпел крах.

Однако это в прошлом. Сейчас мы здесь, пьем кофе в кондитерской рядом с отелем Ritz. Процесс поставки кофе с бразильской плантации до наших чашек сработал невероятно хорошо.

Итак, к чему мы пришли? Невозможно представить мир без современной финансовой системы: кредитов, фондовых рынков, ценных бумаг. «Пузыри» и крах неизбежны. Мы должны с ними справляться. Вернон Смит убежден, что люди, пережившие «пузыри» и крах, становятся опытнее и мудрее. Они учатся быть менее безрассудными во время образования «пузыря» и менее малодушными во время краха.

– В итоге, – вопрошает Мэтт, – остается вернуться в 1830 год и отказать людям в займе на строительство железной дороги? Но это верх глупости, потому что инвестиции в строительство железной дороги окупятся с лихвой. Ответ должен быть следующим: заимствование денег у потомков, наших детей, есть на самом деле благо. Если инвестировать мудро.

У меня наступает очередной момент просветления.

– Если это… позволяет иметь больше времени! – выдаю я.

Мой мозг совершает логические операции.

– Вы берете время у своих детей, но в будущем вернете его сторицей, – говорю я.

– Точно, – кивает Мэтт, а потом говорит: – И это сногсшибательная… сногсшибательная модель процветания потомков, если все продолжается в том же духе.

Какое-то время он обдумывает последнюю фразу и добавляет:

– Они могут себе позволить выплатить этот огромный долг мелкой наличностью.

Мне нравится Мэтт. Он чертовски харизматичен. А еще я завидую его ясному мышлению, его эрудиции и тому факту, что он получил ученую степень, защитив работу на тему спаривания фазанов.

Какое-то время мы обсуждаем тему спаривания людей. Мэтт бросает очередную остроту о сексе, и у меня появляется идея.

Я делаю мысленную заметку.

Стоит жаркий день. Мы сидим на открытой террасе кондитерской. Я заказываю еще кофе. Мэтт заказывает мороженое. Мы продолжаем общаться.

Официантка роняет поднос. После мгновения тишины раздается грохот бьющейся посуды. 

* * *

…Джо Симпсон болтался на склоне горы, в метель, со сломанной ногой, глядя в пропасть. Его напарник, Саймон Йейтс, находился на несколько десятков метров выше, изо всех сил пытаясь удержать страховочную веревку.

Но вес Джо тянул его в пропасть.

Саймон прикинул возможные варианты.

Сидя за кухонным столом своего добротного Йоркширского коттеджа, Джо говорит:

– Взгляните на ситуацию объективно. Саймон не знал, нахожусь я в одном метре от горизонтальной поверхности, или в пяти, или в пятнадцати. Но падение даже с пятнадцатиметровой высоты может быть не смертельным. Парашютисты ведь выживают, верно?

Мы пьем чай, и я весь внимание.

– Он знал, что находится в ста метрах от ближайшей площадки и что это верная смерть! Он не собирался умирать.

Джо умолкает.

– Поэтому он… перерезал веревку.

Джо упал. Он говорит, что это было, как во сне: он все падал и падал, видя себя как будто со стороны, а точнее, сверху. Само падение не было для него пугающим.

Он пролетел 15 метров, приземлился на снежный покров на вершине расщелины, пролетел сквозь этот покров еще метров двадцать пять и ударился обо что-то, но снег смягчил удар. Очнулся Джо в пропасти. На небольшом уступе.

Он провел на этом уступе ночь. Ситуация постепенно прояснялась. Появились проблески надежды. Возможно, утром его найдет Саймон. Возможно, он сам сможет выбраться из расщелины. Он даже попробовал это сделать, но не смог: путь наверх был сплошной ледяной стеной.