Через двадцать семь лет я смотрю на толстую дубовую дверь Истон-Нестона. Можно ли сказать, что это самый красивый дом, который я когда-либо видел? Пожалуй, да. Это самый красивый дом, который я когда-либо видел. Он лучше дома Фрэнсиса Форда Копполы, хотя здесь и нет простирающегося во все стороны крыльца. Он лучше импровизированного монастыря Робина Гибба. Он лучше роскошной виллы Гордона Рэмси, и крепости Майка Столлера на высоченной скале, и особняка Дэмьена Херста на северном побережье Девона, и уютного домика Дэвида Хокни на Голливуд-Хиллз, декорированного в ярко-синих и зеленых тонах, выбранных самим художником. Он лучше дворца короля Лесото. И даже лучше Дорсингтона!
Истон-Нестон. Самый красивый дом в мире? Охотно верю. Но я не хотел бы жить в нем.
Дверь открывается. Это русский.
Он идет ко мне по гравийной дорожке. Невысокий и хорошо одетый: белые джинсы, открытые сандалии. Выглядит как типичный русский.
Мы пожимаем друг другу руки. Возникает мимолетное напряжение. Можно мне немного денег? Сколько вы хотите? Миллиона хватит. Сейчас отдам распоряжение, и вам немедленно доставят. Мимолетное напряжение проходит.
Леон Макс заработал состояние на дизайне женской одежды. Женщины в его рекламе такие женственные, что это почти негуманно. Высокие каблуки, узкие щиколотки, стройные конечности, маленькая высокая грудь, детские лица со взрослыми скулами. У него десятки торговых точек по всей Америке и на Дальнем Востоке.
Макс понимает женское очарование. Он осознает его силу не только над мужчинами, но и над женщинами. Потребность презентовать себя, рекламировать, быть любимыми. Макс чувствует поток эстрогена, как прорицатель – воду. Он знает, как превратить этот поток, эту реку в деньги.
Мы неспешно обходим сторону дома, находящуюся на небольшом возвышении. За домом – зеркальный бассейн, серия топиарных скульптур, озеро и авеню из вязов или лип, уходящая в бесконечность.
– Я хочу жить красиво, – говорит Макс, когда мы проходим мимо зеркального бассейна, который с определенных ракурсов еще больше подчеркивает красоту дома. Позже он расскажет мне о своей первой жене – «самой красивой женщине, которую я когда-либо видел». Красивый дом, красивая жена. А еще у него красивые стопы. Судя по всему, он делает дорогой педикюр, и у него ногти тридцатилетнего, а то и двадцатилетнего мужчины.
Я смотрю на дом – с этого ракурса он отсвечивает синевой. Представляю себе Рена и Хоксмура стоящими там же, где стоим сейчас мы, чуть более трех столетий назад. Дом еще не закончен, но он уже отражается в зеркальном бассейне их фантазий. Рен держит чертежи. Он передает проект Хоксмуру. У амбициозного Рена есть дела поважнее, например Собор святого Павла и не только. Мир стремительно меняется, и Рен хочет быть ближе к центру событий – Лондону. Люди науки и технологий захватили румпель. Он видит себя рулевым. Его ум бурлит новациями и изобретениями. На дворе начало 1690-х годов – в скором времени в Лондоне появится Центральный банк, официальная фондовая биржа и центр страховых услуг,
– Итак, господин Хоксмур, – говорит Рен, стоя на небольшой возвышенности и глядя на своего помощника сверху вниз, – вы закончите проект?
– Сэр, для меня это будет честью.
В течение следующих трех часов Макс показывает мне свой дом и окрестности, отвечает на мои вопросы. Он родился в 1954 году. Его отец был «несостоявшимся драматургом», а мать – инженером. Подростком он подрабатывал в костюмерной Кировского (Мариинского) театра оперы и балета. Его сандалии – от
Он купил дом у лорда Хескета за 15 миллионов фунтов стерлингов. Еще 10 миллионов фунтов ушло на ремонт и 15 миллионов – на обстановку.