В чем суть вопроса

По данным разведки, перед началом наступления против Брусилова было сосредоточено 450 000 солдат противника. О результатах боев своей армии Брусилов привел такие цифры: «Со дня наступления 20 мая по 1 ноября Юго-Западным фронтом было взято в плен свыше 450 000 человек офицеров и солдат, т. е. столько же, сколько в начале наступления по всем имевшимся довольно точным у нас сведениям, находилось передо мной неприятельских войск. За это же время противник потерял свыше 1 500 000 убитыми и ранеными. Тем не менее, к ноябрю перед моим фронтом стояло свыше миллиона австро-германцев и турок. Следовательно, помимо 450 000 человек, бывших вначале передо мной, против меня было переброшено с других фронтов свыше 2 200 000 бойцов. Из этого ясно видно, что если бы другие фронты шевелились и не допускали возможности переброски войск против вверенных мне армий, я имел бы полную возможность выдвинуться далеко к западу и могущественно повлиять – и стратегически и тактически – на противника, стоявшего против нашего Западного фронта. При дружном воздействии на противника нашими тремя фронтами возникла полная возможность – даже при тех недостаточных технических средств, которыми мы обладали по сравнению с австро-германцами, – отбросить все их армии далеко к западу» (Там же, стр. 248).

Как видим, хуже всех оснащенный фронт добился выдающихся успехов благодаря талантливому командиру, тогда как намного лучше обеспеченные фронты свое наступление провалили. Во многом это была вина царя, который не сумел обеспечить совместную боевую работу. Эверт и Куропаткин ревновали к успехам Юго-Западного фронта. Когда Брусилов стал выяснять причину пассивности Западного фронта, то выяснил, что после громких успехов его войск Эверту стало казаться, что в случае его собственной неудачи он будет скомпрометирован как военачальник. Поэтому ему будет вернее воздержаться от боевых действий, чтобы не восстановить против себя общественное мнение. До ушей командующего успешным фронтом дошли слова, сказанные Эвертом: «С какой стати я буду работать во славу Брусилова?» В Ставке царя вместо совместной дружной работы царили зависть и дрязги.

«Я считаю, – писал Брусилов, – что так воевать нельзя, и что даже если бы атаки Эверта и Куропаткина не увенчались успехом, то сам факт их наступления значительными силами на более или менее продолжительное время сковали бы войска противника против них и не допустили бы посылку резервов с их фронтов против моих войск» (Там же, стр. 236).

Вместо того чтобы всеми силами поддержать командующего Юго-Западным фронтом, по сути, спасавшего его династию, Николай сам ревновал к его славе. Не отметить его успехи царь не мог, но как пишет Брусилов, «Мне было только смешно когда, с одной стороны, вынужденно, в силу необходимости, давали мне награды, а с другой стороны, было дано негласное распоряжение замалчивать их в прессе и широко в России не сообщать, чтобы популярность имени Брусилова не возрастала».

Во время тяжелых боев в Карпатах царь посетил штаб армии Брусилова. Его приезд был неожиданным и неуместным, поскольку в напряженный момент он отвлек внимание Брусилова и его генералов от руководства боевыми действиями и внес в работу штаба сумбур. Но делать было нечего, и по этому случаю был организован торжественный обед. «В столовой, – пишет Брусилов, – государь обратился ко мне и сказал, что в память этого обеда у меня в армии он жалует меня своим генерал-адъютантом. Я этого отличия не ожидал, так как царь относился ко мне всегда, как мне казалось, с некоторой недоброжелательностью, которую я объяснял себе тем обстоятельством, что, не будучи человеком придворным и не стремясь к сему, я не перед кем не заискивал и неизменно говорил царю то, что думал, не прикрашивая свои мысли. Заметно было, что это раздражало царя. Как бы то ни было, это пожалование меня несколько обидело, потому что из высочайших уст было сказано, что я жалуюсь в звание генерал-адъютанта не за боевые действия, а за высочайшее посещение и обед в штабе вверенной мне армии» (Там же, стр. 159).

Из-за неспособности Ставки скоординировать действия фронтов, летом 1916 года Россия упустила последнюю возможность одержать в войне победу. А шансы ведь были прекрасные. В ответ на наступление Брусилова численность австро-германских войск на Восточном фронте была увеличена с 1300 до 1800 батальонов. «Это увеличение на 530 батальонов, – писал Уинстон Черчилль, – в то время как численность германских войск на Западном фронте составляла 1300 батальонов, показало мощь российских операций в эти месяцы». Брусилов пишет, что если бы «в июле Западный и Северный фронты навалились всеми силами на немцев, то германцы были бы, безусловно, смяты». А поскольку линии фронта у немцев и австрийцев были до предела истончены, и никаких резервов у них не существовало, это привело бы к крушению всего германского Восточного фронта. Тогда бы война закончилась бы осенью 1916 года, а не осенью 1918-го, как это произошло в действительности.