В чем суть вопроса

Вторжение французской армии вызвало в России необычайный патриотический подъем. Имея столь сложную историю, у русских на генетическом уровне заложено стремление защищать свою землю. Это осталось еще со времен монгольского ига. В Европе давно стало правилом, что при вторжении в чужую страну не следует грабить крестьян, иначе они разбегаются и прячут зерно и фураж. Поэтому в армии завоевателей возникает недостаток в продуктах питания. Гораздо разумнее платить за них крестьянам сполна. Тогда армия будет сытой, а потраченные деньги с лихвой вернутся за счет контрибуции, взятой с побежденного. Французы всегда придерживались этого правила, и им охотно продавали съестные припасы в Германии, в Австрии, в Швейцарии и в остальных европейских странах. Французы готовы были платить и в России, но здесь они наткнулись на глухую стену враждебности. Поведение русских крестьян стало для них неприятным сюрпризом. Крестьяне не продавали им хлеб даже тогда, когда за него предлагали хорошие деньги. Они прятали его, а если не было времени спрятать, сжигали.

После пожара Смоленска и особенно после гибели Москвы, святого для русских города, глухая враждебность крестьян переросла в лютую ненависть, охватившую всю многомиллионную народную массу. Теперь уже крестьяне не только сжигали свой хлеб и овес, они поджигали свои дома, если была надежда сжечь вместе с ними забравшихся туда французов. «Фуражировки не удаются, – докладывали французские интенданты в штабы своих корпусов. – Офицеры, которых посылают за припасами, не возвращаются, а если возвращаются, то с пустыми руками».

На озлобление крестьян французы отвечали массовыми расстрелами. Они мстили за пожары сел и городов, которые возникали везде, где бы они ни появлялись. Они мстили за сожжение русскими Москвы, за непримиримую вражду со стороны народа, которую они ощущали с начала своего вторжения и до его конца. Ни кто иной, как русский крестьянин поставил французскую армию в критическое положение, когда она оказалась в центре России. Именно он уничтожил лучшую в Европе кавалерию Мюрата, заморив голодом ее лошадей. Уцелевшие участники русского похода затем вспоминали: «Каждая деревня при нашем приближении превращалась или в костер, или в крепость».

Известный теоретик военного искусства генерал Жомини был назначен Наполеоном генерал-губернатором Смоленска. В своих мемуарах он рассказал такую историю. При отступлении Великой армии из Москвы, Наполеон не нашел в Смоленске тех припасов, на которые рассчитывал. В гневе император приказал отдать под суд двух главных интендантов. Одного успели осудить и расстрелять, но другого Жомини, узнав о случившемся, сумел отстоять. Он попросил аудиенцию у императора и описал Наполеону условия, в каких пришлось работать интендантам. Он рассказал о солдате Еременко, рядовом Московского пехотного полка, который был ранен, но поправившись, бежал из плена и организовал из крестьян партизанский отряд в 300 человек. Рассказал о крестьянине Васильеве, собравшим и вооружившим отнятыми у французов ружьями и саблями отряд в 600 человек. О некоем Самусе, организовавшем отряд в 2000 крестьян и совершавшем с ними смелые набеги. Чтобы описать силу народного озлобления, он рассказал Наполеону о крестьянке деревни Соколово Прасковье (фамилии ее Жомини не знал), которая обороняясь одна против шести французов, убила вилами троих, включая полковника, а остальных израненных обратила в бегство. Выслушав Жомини, Наполеон отменил суд над вторым интендантом.

Общий патриотический подъем разделяли горожане и купцы. Последние никаких торговых дел с французами не вели, хотя те очень к этому стремились, и ни в какие сделки с ними не вступали. Вместе с другими жителями они покидали родные места, бросая на произвол судьбы дома, лавки, склады, лабазы. Перед приходом французов в Москву ее посетил император Александр I для сбора средства на оборону. Он держал речь на собрании московских купцов и его внимательно слушали. Александр говорил о Наполеоне как о новом Молохе, явившемся в Россию, чтобы стереть ее с лица земли. И чем дольше продолжалась речь императора, тем большая ярость овладевала залом. Александр просил у купцов для защиты страны пожертвовать определенный процент от их капитала. Размер взноса зависел от того, к какой из трех гильдий принадлежал купец. Но как только император закончил речь, поднялся купеческий старшина и заявил, что царь просит у них слишком мало. Он лично жертвует 50 000 рублей, две трети своего состояния, и на следующий день действительно внес эту сумму. Из задних рядов поднялся другой купец, причисленный к самому низшему классу, и также заявил, что он, как русский, обязан жертвовать много больше, чем у него просят, и сам определил размер своего взноса. Под крики и возгласы зала один за другим поднимались купцы, и повторялась та же самая сцена. Тогда московские купцы пожертвовали десять миллионов рублей, громадную по тем временам сумму.