В чём дело, Полли?

— Ты только посмотри на себя: рубашка порвана, руки в порезах и перепачканы невесть чем, волосы скоро лягут на плечи. Ободранец. Самый настоящий ободранец!

Лексон закинул в рот пирог, нарочно измазав губы вареньем, и довольно улыбнулся своему отражению в начищенной кастрюле. Диана угрюмо покачала головой и стала собирать своё рукоделие со стола.

— Завтра снимем мерки, я съезжу в ателье. К осени на тебя ни одни брюки не налезут. И ради всего святого, хотя бы собирай свои волосы резинкой, ты же не Маугли. Доброй ночи, завтра мы ещё поговорим.

— Диана, может, мне стоит поехать с тобой?

— Мы решим это завтра.

Когда она ушла, Лексон стёр варенье с губ, сделавшись серьёзным. Он уже не первый раз пытался сопроводить её в город. Но она всегда прикрывалась словами Надда. Тот считал, что мальчику будет легче, если вовсе никуда не выезжать и контактировать с посторонними как можно меньше. С последним проблем не возникало: никто из местных по собственной воле не решился бы приближаться к этому дому, а случайные гости сюда не забредали. Диана чувствовала, как взрослеющий Лексон отчаянно нуждался в общении со сверстниками. Она часто думала об этом и каждый раз заключала, что, допустив это, она подвергнет риску и Лексона, и других детей.

Но сам юноша размышлял лишь о том, почему Диана стала так часто уезжать в город, с каждым разом задерживаясь всё сильнее. Нарастающее предчувствие предательства жгло глотку и омрачало это беззаботное лето.

Обычно Диана и Лексон всегда завтракали вместе. В последнее время, пожалуй, это была их единственная совместная трапеза. Но сегодня она села в лимонный кабриолет и умчалась в город раньше, чем он проснулся. Даже мерки не сняла.

Обнаружив, что в доме он совершенно один, Лексон почувствовал и облегчение, и разочарование. С одной стороны, он ещё не был готов жить самостоятельно, да и к Диане он привязался и не хотел, чтобы в один прекрасный день она оставила его здесь одного.

С другой, дотошность Дианы порой сводила его с ума. Усердие, с которым она старалась заменить ему мать, возможно, и заставляло его прятаться в лесу. Она пока ещё не знала, что он не нуждался ни в какой матери, что своей родной маме он изуродовал лицо. Это случилось, когда они всё ещё метались между ним и его старшей сестрой Розой. Она была рыженькой, пухленькой и смешливой. Все остальные члены семьи смотрелись на её фоне бездушными манекенами. Из-за её живости Розу и поставили на одни весы с Лексоном — ночным кошмаром всей семьи. Когда выбор всё-таки пал на Розу, Лексон не смог себе представить, как он продолжит жить в доме без неё. Жить среди людей, с которыми ему даже не хочется разговаривать. Лучше уж жить там, где разговаривать попросту не с кем. А Роза пусть будет пухлощёким рыжим пятном на их семье. Им на зло. Он сделал то, что назвал «самым большим подарком для неё»: единственный раз в жизни притворился, что у него случилась вспышка и в этом фальшивом приступе искромсал лицо матери кухонными ножницами. После этого случая ни у кого не осталось сомнений, что к Надду отправится именно он — Лексон.

«Я люблю тебя. Мама тоже. Она простила тебя, правда. Она тебя простила…»

Лексон съел свой завтрак на ходу. Сегодня нужно было не только укрепить шалаш, но и принести туда кучу вещей: матрас, плед, книги, фонарик и что-нибудь пожевать.

В лесу было чуть прохладно, жаркое солнце не без труда пробивалось через тянущиеся друг к другу ветви деревьев. Где-то в зарослях бродил Ворон. Лексон не видел его, но прекрасно ощущал. Он всегда был неподалёку. Днём Ворон был верным псом, таскался всюду за Лексоном, выполнял все его команды и надрывисто скулил, если тот долго не появлялся на улице. Ночами же в нём бурлила кровь диких предков, и он мечтал слопать своего хозяина. Таким образом, их дружба держалась всего на одном простом, но обязательном правиле: с наступлением темноты Ворон обязан уйти.

К обеду шалаш был полностью готов. Он получился кривым и тесным, но Лексон всё равно был доволен результатом.

— Сейчас я подготовлю всё необходимое и мы вернёмся в лес. Жди меня здесь, — наказал Лексон, когда они подошли к дому.

Пёс послушно замер, не пересекая границу сада, а мальчик забежал в дом.

В сущности, ему оставалось только нарезать бутерброды, себе с сыром и джемом, а Ворону с ветчиной, да взять какую-нибудь книгу из библиотеки, чтобы почитать после обеда вслух, как привык делать ещё с Наддом.

Диана вернулась в тот миг, когда он копошился в библиотеке. Лексон вскарабкался по книжному стеллажу на самую верхнюю полку и, взяв наугад несколько книг, не слишком удачно спрыгнул на пол. Громоздкий стеллаж от этого стал раскачиваться и на голову мальчика, словно огромные градины, западали книги.

— Лексон! Ты цел? — Диана ворвалась в комнату, едва услышав грохот, столь редко нарушающий местную тишину.

— Цел, — отозвался он, прощупывая приобретённую шишку.

— Что ты тут устроил? Меня не было всего… — она замолчала, осознав, что на самом деле её не было очень (слишком) долго.