В чём дело, Полли?

— Очки? Оригинально, если учесть тот факт, что я не имею проблем со зрением… — Он притворно усмехнулся — смешно ему не было, и достал подарок из футляра. Тонкая оправа из благородного серебра блекло переливалась на солнце и почти сливалась с белоснежной кожей юноши.

— Это очки для чтения. Я подарила их Брайану на годовщину нашей свадьбы. Нет, только собиралась подарить.

— Я всё равно не понимаю. — Лексон пожал плечами и захотел примерить очки, но передумал в последний момент, резко вернув их в футляр. — Зачем ты даришь их мне? Не хочешь смотреть на мой шрам?

— Нет, вовсе не поэтому… Когда мне было девять, мы с семьёй переехали в маленький городок в Луизиане. Мне пришлось пойти в новую школу. Тогда я впервые узнала, что дети бывают очень жестоки. Меня начали травить, обзывать «городской пижонкой», портить мои платья. Каждый день я возвращалась домой в слезах, пока однажды твёрдо не решила, что больше никогда не пойду в школу. Мой отец тогда уже год жил в инвалидном кресле — оставил обе ноги во Вьетнаме, но не бросился в пучину безумного отчаяния и не начал пить, как многие, вернувшиеся с той войны. Он не понаслышке знал, что значит никогда не сдаваться и не прогибаться под обстоятельствами. Чтобы заставить меня снова учиться, отец придумал для меня такую игру: каждое утро давал мне карамельку и говорил, что это моя защита. Когда тебе будет невозможно трудно, говорил он, открой конфетку и представь, что она волшебная. И тогда никто не увидит твоих слёз, никто не сможет сделать тебе больно. Эта игра помогла мне закончить школу. Пусть эти очки станут твоей маской. Надевай их, когда становится невыносимо. Когда захочешь скрыться, спрятаться. Чтобы никто не смог угадать, настоящий ты или нет. Чтобы никто и подумать не мог, что тебе бывает больно и страшно.

— Всю жизнь притворяться, как ты? — спокойно уточнил он.

— Нет, не притворяться. Защищаться.

— Я сохраню их, Диана, но не буду обещать, что ты увидишь их на мне. — Он решительно захлопнул футляр. Немного помолчав, он мечтательно улыбнулся и спросил: — В Луизиане и правда очень жарко?

— Душно и влажно, — равнодушно бросила женщина, — я была рада уехать оттуда.

— Девочка из Луизианы, кто бы мог подумать… Тебе идёт эта заколка. Почему ты так редко её носишь?

— Сразу вспоминаю, что Надд пытался меня убить. Не самое приятное воспоминание о нём.

— Он всё неправильно сделал, у этой игры другие правила. Для этого никого не нужно убивать. Я всё сделаю по-другому.

Брови женщины устрашающе выгнулись, а губы задрожали. Всё лицо скривилось в свирепом негодовании, казалось, она готова неистово кричать и браниться.

— Лексон! Я ничего не хочу слышать об этом! Ты только послушай себя! Чем ты забиваешь себе голову?

— Диана Беккер. Не учи меня жизни. Ты сама заигралась в свою игру.

Диана поджала дрожащие губы, сдерживая вырывающийся крик. Вот, что её задевало сильнее всего: он считал, будто её тянущая скорбь, её самая большая жизненная потеря — для неё такая же игра, как для него приручение «монстра». «Монстр» — это тёмная ночь, это тесно обступающий его дом мрачный лес, это одиночество, холодившее его кровь. Всё, чего он боялся, он хотел приручить. Всё стало хуже после того, как он прочитал книгу Надда, этого спятившего старика. Она винила себя, снова винила. Его испуганные глаза вновь напомнили ей Лорис. И она поняла, что должна защищать Лексона от бед — это расплата за её грехи. Но ужас, который сейчас сводил сердце острой болью, твердил, что цена за прощение будет неимоверно высокой. Невозможно простить самого себя. Так же, как невозможно защитить от бед этого мальчика. На нём чёрная метка беды. Чёрная метка семейного безумия. Ей стоило разобраться во всём получше, прежде чем втаскивать это бремя себе на плечи. Почему его родители сослали сюда своего сына? Почему изолировали от всего мира? Лечить вспышки и мигрени? Но ведь это всего лишь следствие чего-то более страшного. Почему все эти годы то, как с ним обошлась его семья, вызывало у неё лишь жалость и никогда подозрение? Она так самозабвенно пыталась заполнить дыры в их грудных клетках, что не заметила, как провалилась в ад. «Благими намерениями вымощена…»

«Знаете, миссис Беккер, здесь не бывает зимы. Вы не знали? Я не люблю зиму. Ноги мёрзнут. А мальчику зима бы понравилась. Знаете, миссис Беккер, он очень талантливый. У него это в крови», — как-то раз сказал ей Надд. Она ничего не заметила.

«Да. Это безумие в его крови. Мне не помочь ему. Теперь ему восемнадцать. Лучшее, что я могу сделать — убраться отсюда», — вердиктом простучало в голове женщины.

Нужные мысли иногда созревают годами, а потом внезапно приходят на ум выстрелившей молнией. Вот поэтому Диана Беккер уже несколько минут сидела неподвижно, с трудом успевая за потоком собственных мыслей.

— Лексон… Я знаю, что ты каждый день читаешь книгу Надда, после неё можно…

— Ты мне не веришь.

— Пожалуйста, Лексон, ты не можешь отличить, где заканчивается реальность и начинаются твои сказки. Тебе нужна более серьёзная помощь, чем ароматерапия и свежий воздух.