В чём дело, Полли?

Всю оставшуюся ночь меня преследовали сменяющие друг друга кошмары. Сон то был вязким, как самая непроходимая топь, то превращался в хрупкий мыльный пузырь, что разрастался и лопался с оглушающим хлопком, оставляя вместо себя тысячу маленьких пузырьков. Всё началось невинно, я просто ходила по дому и никак не могла найти нужную комнату. А потом осознала, что потерялась не в обители Мишеля, а в доме, в котором провела большую часть своего детства — в доме Нади. Стоило мне только вспомнить его накануне — сознание сразу же подхватило этот образ и отправило в увлекательное путешествие по коридорам прошлого. То, к чему я не желала возвращаться ни на минуту, пришло ко мне в этом сне: покосившееся крыльцо, со скрипучей третьей ступенью, голубые оконные рамы, узкие коридоры, обклеенные жёлтыми обоями, свадебная фотография родителей в гостиной, на которой глаза отца зачёркнуты чёрным углём, и кругом её кактусы, везде эти чёртовы кактусы. Как только я поняла, где нахожусь — сразу же поняла, что это сон. Странное облегчение сменило чувство отвращения, и я направилась к выходу. Раз это сон — я могу делать, что захочу. Ведь так легко выйти в эту дверь? Я коснулась ручки и покрутила её, она растаяла в моей руке, словно мороженое в раскалённый полдень. Я толкнула дверь плечом — тупая боль разлилась по всему телу, но дверь не поддалась. Она только слегка завибрировала и… полностью исчезла. Осталась голая, неприступная стена. Надя снова заперла меня в доме.

Этот дом я покинула много лет назад и одновременно с этим, я всё ещё была заперта в нём. Где-то там, в маленьких комнатах, в тёмных углах, в чердаках и подвалах пряталась босая девочка, что боится зеркал и грубит незнакомцам.

Я бросилась к окнам — быть не может, что я оказалась в западне в собственном сне. За окнами была ни то ночь, ни то их замазали чем-то чёрным — ничего не было видно. Ни открыть их, ни разбить у меня не получалось. Так я и бегала от одного к другому, пока не увидела из окна в гостиной внутренний дворик. Я прильнула к стеклу и стала всматриваться в ночь, со двора доносились какие-то звуки. Лёгкий металлический лязг — так раскачивались мои старые качели. Я присмотрелась внимательнее и увидела, что на них сидел Питер. Как он тут оказался, я уже не думала, просто была рада его видеть и всё. Я неистово забарабанила по стеклу и стала звать его. Он услышал и быстро засеменил ко мне, ловко перескакивая через разросшиеся сорняками клумбы. «Что ты тут делаешь?» — монотонно и буднично спросил Питер. «Я не знаю, я в ловушке, помоги мне выбраться!» Он легонько постучал по окну, стекло задребезжало. «Что ты тут делаешь?» — переспросил Пит. «Надя заперла меня в своём доме, ты можешь снаружи разбить это окно?» Питер помолчал, удивлённо всматриваясь в меня, а потом снова спросил: «Что ты тут делаешь, в этом зеркале?»

В животе невыносимо заныло, все внутренности сжались и заболели. Я отпрянула от окна и вспомнила, что это всего лишь сон. Я сильно-сильно зажмурилась и загадала оказаться где угодно, только не здесь. С закрытыми глазами я услышала, как стены рухнули, подняв до неба густую пыль. Я только и успела подумать, не придавило ли Питера и сразу почувствовала, что больше не стою посреди разгрома разрушенного дома. Открыв глаза, я увидела, что оказалась в подвале. В руках у меня был фонарик, и я опасливо направляла его луч то в одну, то в другую сторону. Под ноги светить боялась, знала, что где-то здесь вырыта глубокая могила. По этой же причине боялась и сделать шаг. Я снова попыталась загадать оказаться в другом месте, как услышала чей-то стон: «Помоги мне, пожалуйста…»