В дебрях Маньчжурии

С удовольствием вспоминал я время, проведенное в далекой звероловной избушке у русских «трапперов», этих пионеров дикой первобытной тайги Маньчжурии.

Наступил 1904 год, чреватый событиями.

Грянула война.

Маньчжурия, в особенности к югу от Харбина, совершенно преобразилась, проснулась, стряхнула свой тысячелетний сон и зорко наблюдала за смертельной борьбой двух колоссальных армий. Тюрен-чен, Вафагоу, Ляоян, Порт-Артур, Цусима, Шахэ и Мукден промелькнули, как кошмарные видения перед изумленными взорами всего мира.

Война приближалась к концу.

Доведенная до истощения, армия победителя бездействовала, не смея вступить в бой с побежденными северными богатырями, грозно застывшими в ожидании последнего рокового сражения. Так боязливо отступает назад рьяный охотник перед раненым львом, когда тот, гневно сверкая глазами и раскрыв свою страшную пасть, поднимет для смертельного удара могучую грозную лапу.

Свежие войска прибывали в Харбин.

На вокзале народу было много. В зале первого класса, как говорится, яблоку негде было упасть. Офицеры и военные чиновники всевозможных частей толпились у буфета, сидели у столиков и стояли, за неимением места, где сесть.

Я ходил от скуки по перрону, в ожидании почтового поезда на восток.

Звонки были поданы. Поезд вышел с предыдущей станции.

– Здравствуйте дорогой! Вот не ожидал вас здесь встретить услышал я громкий голос возле себя.

Я обернулся. Передо мной стоял кавалерийский офицер в пальто и енотовой папахе. Он был среднего роста, бритый; большие белокурые усы торчали в стороны; голубые выпуклые глаза вопросительно и задорно смотрели на меня.

Что-то знакомое показалось мне в этом взоре, где-то я видел раньше эти большие выразительные глаза. И вспомнил я глухую, дремучую тайгу, убогую избушку на крутом берегу горной речки, медвежью охоту и двух промышленников, с которыми познакомился тогда два года тому назад.

– Неужели вы Веселовский? Александр Иванович? – воскликнул пораженный неожиданной встречей. – Какими судьбами вас сюда занесло?

Мы с чувством расцеловались.

– Ну, рассказывайте, как и что! – продолжал я – в вас такая резкая перемена и для меня непонятная и неожиданная!

В это время к дебаркадеру подходил с запада поезд, громыхая и шипя тормозами Вестгауза.

– Знаете что! – заметил я – едем сейчас со мной на восток! Вы свободны? По дороге наговоримся.

– Нет, простите, не могу; здесь я в командировке и завтра должен отправляться к месту службы, на юг, – проговорил он и сейчас же прибавил – а вот, если хотите, я посижу с вами в вагоне до отхода поезда; времени у нас будет изрядно, около двух часов, кажется?

Пришлось согласиться и на это. Протолкавшись сквозь толпу всевозможного люда, наполнявшего перрон станции, мы вошли в вагон, битком уже набитый. Кое-как раздобыли себе два боковых места и заняли их.

– Ну, рассказывайте, дорогой Александр Иванович, времени терять нечего. Я слушаю! – проговорил я, складывая свои дорожные вещи на верхнюю полку.

На правой руке Веселовского блестело обручальное кольцо; я ему указал на это.

– Да, да, батенька, женился. Вот уже скоро будет год. Я говорил вам еще тогда, что имею склонность к семейной жизни…Вот, видите ли, с чего же начать? Да вы тогда ушли от нас, еще Илья лежал, раненный медведем. Бедный! Ему, видно, уже суждено было сложить свою голову в тайге Маньчжурии. От ран, нанесенных медведем, он поправился, только окривел на один глаз. Я уж его возил к врачу на станцию Ханьдаохэцзы, но ничего не помогло: глаз вытек. Хорошо еще, что левый, так что он мог стрелять. Характер только у него изменился: он стал злобен на зверя и лют с ним, что его и погубило в конце концов. В марте месяце следующего, то есть 1904 года у нас появились тигры. Мы с ним одного взяли, а другого сильно ранили и пошли по кровавому следу: не доходя до него шагов двести, я пошел наперерез, а Илья – по следу. Хитрый зверь заметил нашу уловку и сделал засаду, бросившись на меня из за камня. Я не успел не только выстрелить, но и ружья поднять, как был сбит на землю и считал себя уже погибшим.

Вы понимаете, ведь сопротивление этому зверю бессмысленно. Я только лежал ничком и старался рукавами своей куртки закрыть голову, чтобы чудовище своими когтями не сорвало мне череп. Долго ли продолжалось это, не знаю, но вдруг я чувствую, как зверь оставляет меня и с ревом бросается в сторону.