В дебрях Маньчжурии

– Чистой прибыли? – переспросил он. Как вам сказать, рублей до тысячи набежит, может быть в год на каждого. Опять же много зависит от количества зверя, от погоды и главное от самого себя. Не будешь лениться – возьмешь зверя или там птицу; если же много на печи лежать, то и зверя не видать. Не даром сложилась поговорка, что «волка ноги кормят». Илья больше промышляет мясо: бьет кабанов, изюбров и коз. Нынче цена на мясо сильно пала, а вот прежде продавали на линии рублей по пяти-шести пуд. Я специализировался на добывании пушнины: соболь, белка, выдра, куница, рысь, лисица, енот, медведь, вот это – мои зверьки, мое хозяйство. Тигра приходиться добывать редко, уж очень умный и хитрый, подлец, но все же в зиму одного-двух заполюешь. Выгодная статья! Ведь китайцы покупают не только его шкуру, но и всю его тушу; таким образом за старого большого самца можно взять рублей триста-четыреста. Мясо, кости, жир, внутренности и мозг идут у них на приготовление каких-то особенных лекарств. Говорил мне один знакомый зверолов— маньчжур, что кто отведает тигрового сердца – сделается так же отважен и силен, как тигр. Конечно, все это суеверие и предрассудки. А вот в чудодейственную силу пантов, я верю. Несомненно, это вещество помогает при малокровии, золотухе, старческой слабости и многих хронических болезнях организма. Следовало бы нашим медикам обратить свое просвещенное внимание на лечебные свойства этого продукта.

Прошлым летом мы продали одни большие панты в Нингуте за 800 руб. Ничего, жить здесь можно! Скучновато, это правда; иногда грусть-тоска гложет сердце, но на охоте все забывается, весь мир людской кажется таким далеким: суета мелочной жизни не заходит под своды девственного дремучего леса, – ей здесь нет места, как нет места лжи, обману и отчаянию. Здесь человек возрождается душой и телом, крепнет и бодро смотрит вперед, не жалея о прошлом и надеясь на будущее…Однако уже два часа ночи! – возвышенным голосом проговорил Веселовский, пряча под подушку карманные стальные часы.

– А что, – ответил я – разве вам спать захотелось? Если не надоело, ответьте мне еще на два вопроса.

– С удовольствием! Пожалуйста, спрашивайте, – поспешил он уверить меня в готовности удовлетворить мое любопытство.

– Как вы уживаетесь рядом с хунхузами и местными звероловами-маньчжурами? – задал я ему вопрос. – Ведь первые ненавидят русских и мстят им за преследованье, а вторые должны видеть в вас конкурентов и опасных соперников по добыче зверя.

– Что касается хунхузов, то вы правы: они ненавидят всех русских, но решаются трогать только тех, которые им действительно мешают, мы же их не трогаем и не служим для них помехой, вернее, они нас не боятся, мы для них не опасны, а тронуть нас из озорства или какой-то там отдаленной мести не стоит: хлопот и беспокойства не оберешься. Изредка они заходят к нам; угостишь их чаем, дашь им хлеба, они затем опять уходят в отдаленные леса. В общем, это народ славный, справедливый и серьезный, зря никогда не обидят и не тронут. Местные звероловы-маньчжуры никогда на нас в претензии не были, так как хлеба от них мы не отнимаем, в их районах зверя не добываем. Здесь леса и горы так обширны и пустынны, что промышленники, сколько б их ни было, друг другу мешать не будут. Со всеми ими мы в прекрасных отношениях. Ближайший наш сосед живет отсюда верст за десять. Древний старичок, лет под восемьдесят, а еще крепкий и бодрый, ходок и смелый охотник. Он часто к нам заходит, любит пить наш чай с сахаром; хлеб тоже любит и потешно жует его своим беззубым ртом.

– Что за бумаги и газеты лежат там на полке? – обратился я и задумавшемуся собеседнику. – Неужели вы занимаетесь чтением? Разве вам хватает времени?

– Мы выписываем одну местную газету: ответил Веселовский – затем журналы.

Илью ведь я выучил грамоте и правилам арифметики, вообще стараюсь его развивать. Он очень способный. Вы не смотрите, что он такой грубый и тупой с виду. Память у него не важная, но природный ум восполняет этот недостаток. Учится он с охотой и прежде, бывало, от книжки не оторвешь, по ночам сидел. Раз два в месяц Илья ездит за мясом на станцию Хайлин, там и забирает всю почту, то есть литературу, так как ни он ни я писем ни от кого не получаем. Можно было бы ездить почаще, если б расстояние позволяло, а то сорок пять верст не ближний свет, жалко лошадей, да и времени на езду уходит много. Ну, пора и честь знать! Простите за беспокойство и за то, что я так долго и жестоко злоупотреблял вашим терпением…Спокойной ночи! – произнес он, завертываясь с головой в одеяло, с твердым намерением заснуть.

Сон долго еще не приходил ко мне. Вереницы дум проносились в голове моей, и последние впечатления волновали еще мои нервы.

В избе раздавалось громкое храпение Барабаша и завывание ветра в печной трубе. Тайга глухо рокотала, ворча и злясь, как дряхлая старуха, жалуясь на свое бессилие перед буйным ураганом пустыни.

Долго и хорошо я спал, убаюкиваемый дикой песней старой тайги. Проснулся поздно.